Путешествия и приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн

Доктора очень тревожило приближение зимы. Он знал, с какими трудностями боролся сэр Джон Росс, стараясь войти в море Баффина после того, как покинул свой корабль. После первой же попытки пройти дальше этот отважный моряк должен был вернуться на свое судно и зазимовать в четвертый раз. Но по крайней мере у него был приют на суровое время года, провизия и топливо.

Если бы такая же беда постигла наших путешественников, если бы им пришлось остановиться или вернуться назад, они бы, конечно, погибли. Доктор не говорил о своих опасениях товарищам, но поторапливал их, необходимо было пройти как можно дальше на запад.

Наконец, 15 августа, после тридцатидневного довольно удачного плавания и двух суток, проведенных в борьбе со льдами, скоплявшимися в проходах, – едва не погубив при этом шлюпку, – мореплаватели окончательно остановились, дальше плыть было невозможно. Море повсюду замерзло, и термометр за последние дни не поднимался выше +15F[66].

Впрочем, постоянно попадавшиеся закругленные плоские камешки, обточенные прибоем, указывали на близость побережья на севере и на востоке. Нередко встречался также пресный лед.

Алтамонт с большой точностью произвел наблюдения, давшие 77°15′ северной широты и 82°02′ западной долготы.

– Итак, – сказал доктор, – вот где мы находимся. Мы достигли Северного Линкольна, как раз у мыса Эдена. Мы входим в пролив Джонса. Если бы мы прибыли сюда на несколько дней раньше, пролив, вероятно, был бы свободен ото льдов до самого Баффинова залива. Но нам стыдно жаловаться на судьбу. Если бы мой бедный Гаттерас встретил раньше такое легкопроходимое море, он быстро поднялся бы к полюсу, товарищи не покинули бы его, и он не лишился бы рассудка от тяжелых переживаний.

– В таком случае, – сказал Алтамонт, – нам остается одно: бросить шлюпку и на санях добраться до восточного берега Земли Линкольна.

– Бросить шлюпку и прибегнуть к саням – это верно, – ответил Клоубонни, – но, вместо того чтобы идти через Землю Линкольна, я предлагаю переправиться по льду через пролив Джонса и выйти на берега Северного Девона.

– А почему? – спросил Алтамонт.

– Потому что, чем ближе мы будем к проливу Ланкастера, тем больше будет у нас шансов повстречать китобоев.

– Вы правы, доктор, хотя я боюсь, что льдины еще недостаточно смерзлись и по ним нельзя будет идти.

– Что ж, попробуем, – ответил доктор.

Шлюпку разгрузили, Бэлл и Джонсон снова наладили сани, все детали которых были в исправности. На следующий день запрягли собак и двинулись вдоль берега, чтобы дойти до ледяного поля.

Снова началось путешествие, уже не раз нами описанное, утомительное и медленное. Опасения Алтамонта оправдались: по льду еще нельзя было идти. Пролив Джонса не удалось пересечь, и пришлось следовать по берегу Земли Линкольна.

Двадцать первого августа путешественники, сократив путь по косой линии, достигли входа в пролив Ледника, спустились на ледяное поле, на следующий день добрались до острова Коберга и меньше чем в два дня пересекли его, несмотря на страшную метель.

Затем они снова пошли более удобной дорогой по льду и двадцать четвертого августа достигли Северного Девона.

– Теперь, – сказал доктор, – нам остается только пересечь эту область и добраться до мыса Уэрендера, у входа в пролив Ланкастера.

Но погода окончательно испортилась, морозы все усиливались, и метели свирепствовали, как в разгар зимы. Путешественники выбивались из сил. Продукты кончались, и пришлось урезать паек до одной трети, люди отдавали свою долю собакам, которые не могли бы тащить сани, если бы не получали нужного питания.

Чрезвычайно пересеченная местность сильно затрудняла передвижение. Северный Девон – гористая область. Приходилось пробираться в горах Траутера по непроходимым ущельям, борясь с разъяренными стихиями. Люди, собаки и сани едва не остались там навеки, и не раз отчаяние овладевало смельчаками, закаленными в полярных походах. Путешественники были измучены морально и физически. Да разве могли пройти даром полтора года непрерывных усилий и волнений, постоянная смена надежды и отчаяния? К тому же идти вперед всегда легче – помогает нервный подъем и стремление к цели, чего нет при возвращении. Злополучные путники с трудом брели, они шли по инерции, тратя последние остатки сил.

Только тридцатого августа выбрались они из хаоса гор, о которых не может дать никакого представления орография умеренных поясов, но выбрались измученные и полузамерзшие. Доктор уже не мог оказывать помощи другим, потому что сам изнемогал.

Выбравшись из гор Траутера, они очутились на волнистой равнине, поверхность земли была исковеркана в далекие времена, когда впервые образовались горы.

Пришлось несколько дней передохнуть, люди еле волочили ноги, две собаки околели от истощения.

Отряд приютился под прикрытием льдины. Термометр показывал –2F[67]. У путешественников даже не хватило сил разбить палатку.

Припасов оставалось уже совсем мало, и, несмотря на скудость пайка, их могло хватить всего на восемь дней. Дичь попадалась редко, так как на зиму все живое перекочевало в более умеренный пояс. Призрак голодной смерти вставал перед измученными путниками.

Алтамонт, всегда готовый пожертвовать собой ради товарищей, собрал остаток сил и решил пойти на охоту, чтобы добыть дичи.

Он взял ружье, позвал Дэка и зашагал по равнине к северу. Доктор, Бэлл и Джонсон равнодушно смотрели, как он удалялся. Целый час они не слышали ни одного выстрела. Но вот они увидели, что Алтамонт бежит назад, видимо, чем-то напуганный.

– Что случилось? – спросил доктор.

– Там! Под снегом! – с ужасом проговорил Алтамонт, указывая куда-то в сторону.

– Что там?

– Целый отряд людей!

– Живых?

– Мертвых… они замерзли и даже…

Алтамонт не договорил, лицо его выражало беспредельный ужас.

Доктор, Бэлл и Джонсон поднялись на ноги, нервное возбуждение вернуло им силы, и они поплелись за Алтамонтом по снежной равнине в ту сторону, куда он указывал рукой.

Вскоре они пришли в глубокую лощину, сжатую между холмами, и там им представилась ужасная картина.

Окоченелые трупы, наполовину погребенные под белым саваном снега, выглядывали из сугробов, здесь рука с судорожно сжатыми пальцами, там нога, подальше – голова, другая, третья… На лицах застыло выражение бессильной угрозы и отчаяния.

Подошедший доктор вдруг попятился назад, бледный, с изменившимся лицом. Дэк лаял зловеще и тревожно.

– Какой ужас! – вырвалось у Клоубонни.

– Что такое? – спросил Джонсон.

– Вы их не узнали? – дрогнувшим голосом спросил доктор.