Секретарь старшего принца 8 - Любовь Свадьбина

В этот момент моей близости к полному и беспросветному отчаянию Альгал-Тар отпускает бледную руку Нергала.

Надо скорее пользоваться случаем!

— Ты ответишь? — спрашиваю хоть это, раз остальные вопросы вылетели из головы.

Но Альгал-Тар рассеянно скользит по мне взглядом, будто не замечая.

Слезает с края саркофага.

Твёрдо стоя на каменной поверхности, Альгал-Тар вскидывает руку. В сиянии разлитого по щиту огня он выглядит жутко: отсветы на лице, волосах, руках и одежде кажутся кровавыми.

Но лицо… изменилось. Альгал-Тар смотрит мне за спину, и уголки его губ дрожат, как у обычного живого существа. Одухотворённая мечтательность проступает в чертах.

Он стискивает кулаки, и пламя на куполе вампирского щита гаснет.

Резко темнеет. В воздухе не осталось ни одной магической сферы!

В сумраке звуки обостряются: купол защиты лопается. Внизу нарастает шум.

— Ветер…

Не сразу я узнаю этот подрагивающий голос.

— Здесь есть ветер, он такой мягкий… — неверие и удовольствие в голосе Альгал-Тара.

И действительно: здесь, на вершине пирамиды, гуляет ветер. Мягким его может посчитать только дракон или — сильный вампир.

Глаза постепенно привыкают к темноте, позволяют разглядеть отблески, и приходит понимание: за моей спиной — там, куда пристально смотрит Альгал-Тар — разгорается восход. Пока ещё блёклый: холодные лиловые отсветы едва тронули горизонт. Но это восход.

Первые лучи пробиваются сюда, дотягиваются до вершины пирамиды.

Снизу доносится массовый выдох: все ждут, что будет. Солнце было нашей надеждой!

Высший вампир, единственная слабость которого — уязвимость к солнечному свету, наблюдает за поднимающимся солнцем. Холодный свет разливается по его лицу. И не убивает. Не жжёт.

Божественная кровь избавила Альгал-Тара от единственной слабости.

Кажется, моё сердце сейчас перестанет биться.

Заговорит ли эта тварь со мной ещё раз? Даст мне шанс?

Он по-прежнему не обращает на меня внимания, весь сосредоточен на восходящем солнце. И по его бледным щекам, поблёскивая, скатываются слезинки…

Альгал-Тар… скучал по жизни. По солнечному свету. По чувствам…

Понимание накатывает на меня приступом панического удушья.

Я знаю звук Альгал-Тара: сложный и многогранный, полный боли, безумия, холода, надежды, тоски и счастья.

Его слово Смерти — точно не шёпот.

Нет, это крик:

— Умри!

Альгал-Тар дёргается. Выражение восторга на его лице сменяется бесчувственным оцепенением. Колени подгибаются, и Альгал-Тар — последний король истинного Дрэнта, глава Неспящих, гроза драконов, старейший и высший вампир, испивший крови бога, губитель рода Сирин и мой кровный враг — валится замертво.

Меня накрывает тьма — густая и удушающая. Я не вижу — только чувствую надвигающуюся невообразимую силу. Как цунами. Только сильнее и быстрее.

Раньше после применения Слова не было ничего даже близко похожего. И я прячусь от несущейся на меня силы. Инстинктивно укутываюсь ментальными щитами, сжимаюсь, стискиваюсь, заползаю в самую глубину себя, и в этой глубине — снова в самое своё сердце, в сердцевину сердцевин, чтобы скрыться от Смерти.

По интуитивному наитию я становлюсь многослойной. Копируя и копируя себя, чтобы прятаться всё глубже и глубже, оставляя на растерзание оболочки-обманки. И я чувствую, что поверх этого многослойного, представляющегося мне сферой конструкта из щитов и слоёв личностей, накладываются ещё две сущности.

А потом будто целый мир обрушивается на меня своей тяжестью.

Чудовищная сила срывает слои защит. Слишком сокрушительная, чтобы ей противостоять. Но я продолжаю себя копировать для создания новых слоёв и забираться всё глубже, сжиматься всё плотнее — до зёрнышка, до песчинки.

«Недорезанных много осталось, но в целом неплохо прогулялся. До десяти лезвий дорос!» — голос Жаждущего обрывается, и я знаю — сила поглотила его.

«Я подожду», — тихий и спокойный голос Многоликой разлетается, как и она сама.

Их больше нет. Я один на один со Смертью.

Давление усиливается, мою душу рвут на части, щиты лопаются. Смерть, кажущаяся необъятной сокрушительной тьмой, срывает оболочку за оболочкой, пробираясь к укромной сердцевине моей сути, слой за слоем растворяя и сжигая меня.

Растворяя и сжигая.

Растворяя и сжигая…

Растворяя и…

…сжигая…

Темнота и пустота…

…везде темнота и пустота…

Я сама — темнота и пустота.

* * *

Тьма бесконечна. Она везде. Она — всё…

* * *

Я плыву в темноте. Я — не часть неё. Я былинка в этой бескрайности.

* * *

Темнота не сплошная. В ней есть я. И есть время.

* * *

Время течёт. Двигается. Отмеряет…

* * *

Моё плавание в пустоте приводит к месту, где есть звуки. Они пробиваются во тьму, растекаются по ней — непонятные, беспокойные, зовущие.

* * *

Однажды в этой темноте звуки вдруг обретают смысл:

— Ри, пожалуйста, очнись. Я прошу, я тебя умоляю, очнись, Ри!

И снова всё превращается в невнятный гул.

Кто такая Ри?

* * *

В другой раз звуки становятся понятными чуть дольше:

— …по-прежнему ничего не могу сделать. Она вся пропитана магией вампиров, заклинания не дают почувствовать, что с ней происходит.

— Может, имеет смысл позвать людей? Их целители не совсем безнадёжны. Или вампиров…

— Да хоть демонов!

* * *

— Ри…

* * *

— Ри, очнись! Ри, если ты слышишь меня: сними абсолют, это может помочь… Ри, пожалуйста… Я сожалею… пожалуйста, сними абсолют…

* * *

— Ри…

* * *

— Я люблю тебя, Ри, очнись, пожалуйста…

* * *

— Ри, я тебе покрывала новые сделал. Они такие красивые. Если не очнёшься, ты не сможешь на них посмотреть.

Покрывала… сделанные… это что-то важное.

* * *

Я одна в этой темноте.

Но я не должна быть одна!

И всё же я одна…

* * *

— Ри…

* * *