Разочарование. Пятый пояс - Михаил Павлович Игнатов

Седой скривился:

— Вот в этом и есть вся ваша гнилая суть — подставить под удар других, ослабить их этим и…

— Не тебе меня упрекать этим, орденец. Ты давай, скажи мне ещё, что вы ни разу такого не делали? Что ты такого ни разу не делал! Напомнить, кто заплатил за тебя живым? Те, на чьи земли ты обрушил такую же волну. Нарочно обрушил, орденец.

— Это было наказание за то, что они убили одного из наших.

— Да какая мне разница, орденец? Ты лично подставил под удар других, ослабил их, вместо того, чтобы договориться и сообща пробить путь к Сердцу Поля Битвы.

— Ты думаешь, они пошли бы на союз с распущенным Орденом?

— Ты думаешь, они пошли бы на союз с теми, кого хотят заменить в городе? Не нужно меня учить жизни, орденец. Не нужно. Начни с себя.

Седой дёрнул щекой, вслух рявкнул:

— Чего глазете? Разворачиваемся и летим дальше к городу.

Я хмыкнул, только начал разворачивать меч, как рядом с первым шаром вспыхнул второй. Огромный, яркий, ослепительно-белый с алым, словно истекающим кровью краем.

Лая впервые за долгое время подала голос охнув:

— Зона запрета техник. Сейчас она пойдёт вперёд и…

Седой мрачно закончил за неё, заглушив её слова:

— И накроет нас, судя по размеру. Вниз, живо вниз!

Я оказался самым медленным. Первыми вниз рухнула Лая и Властелины, следующими были Пиатрий и Агиш с Мираком. Я начал снижаться самым последним. Потому что сначала обдумал слова Седого, а только потом начал действовать.

Зоны искажения силы Неба всегда вложены друг в друга. Если сейчас до нас докатится зона запрета техник, то перед ней будет идти зона запрета полётов. Именно поэтому Седой приказал всем спуститься.

Когда этот запрет достигнет нас…

Пиатрий и я спуститься не успели.

Этот дарсов шар сиял в десятках ли от нас, а искажения силы Неба накатили уже через пять вдохов. Это с какой же скоростью изменялся мир вокруг нас? С какой скоростью смещалось его равновесие, если переделать недавние слова Седого?

Меч дёрнулся, завалился набок, перестав держать меня и защищать от ветра.

Я изогнулся в воздухе, коснулся его рукой, убирая в кольцо. Следом идёт зона запрета техник и будет очень нехорошо, если артефакт старшего Тизиора разрушится, когда сила в его накопителях сойдёт с ума, следом за мечом последовали и артефакты с шеи.

Затем я раскинул руки, выпрямляя тело и разворачиваясь лицом к земле.

Нужно торопиться, упасть с такой высоты без техник это, по сути, умереть. Придётся действовать опасно, чтобы выиграть время.

Рывок. Рывок к земле, к скудной серой земле, смешанной пополам с песком.

Двадцать шагов до земли.

Ещё раз толкнуть силу в меридианы, ещё один Рывок, только на этот раз короткий и к небу, спиной вперёд, чтобы погасить скорость падения.

Земля ударила в руки, но несильно.

Мгновение и я уже на ногах.

В двух десятках шагов грохнулся Пиатрий. Приземлился намного хуже меня, но живой, я отлично вижу его печати.

— Артефакты! — заорала Лая. — Орзуф, не стой столбом, артефакты долой с себя.

Седой ожёг меня взглядом, крутнулся, каким-то знакомым жестом махнул перед собой.

Мне понадобился вдох, чтобы понять, что его глаза глядят на что-то невидимое перед ним. Карта. Он открыл перед собой карту из жетона. Вот что я вижу перед собой.

Седой ещё чуть повернулся, ткнул рукой, указывая направление:

— Туда. Живо. Живо, я говорю!

Лая и её отряд торопливо рванули в ту сторону:

— Да-да, — на бегу выпалила Лая. — Мы слишком близко к шару Бедствия, големы догонят нас.

Следом за ними рванул Браут, затормозил, едва над его головой вспыхнули символы, перевёл на меня лицо с трясущейся челюстью:

— Гос-сподин, быстрей. Бежим, бежим! Здесь големы завалят нас числом. Наша единственная надежда спастись от этого сдвоенного Бедствия — выбраться за зону запрета техник.

В это мгновение меня шатнуло, заставило со стоном втянуть в себя восприятие Предводителя. На нас накатило новое искажение силы Неба — запрет техник. В три шага я добрался, наконец, до Пиатрия, вздёрнул его на ноги.

— Ох!

Я глянул на его многострадальную ногу, ткнул ему в ладонь фиал, сам же вцепился в другую руку.

— Орзуф…

Я уже не слушал его, я уже был внутри его тела.

Не думаю, что мои догадки окажутся неверными.

Мгновения короткого полёта через чужое тело и вот я замираю у тумана раны. Пиатрий ногу не сломал, но повредил, вплоть до трещины. Сжатое сияние лечебной техники упало на туман раны раз, другой, третий, стирая его из черноты тела.

Достаточно.

Моргнув уже в настоящем мире, я дёрнул Пиатрия:

— Бегом. Бегом!

Он выронил уже пустой фиал, заковылял за остальными, с каждым шагом опираясь на повреждённую ногу всё уверенней.

Хорошо, что Лая была ранена в руку, впрочем, будь даже иначе, я справлюсь с такой мелочью, только что проверил.

Мою уверенность тут же стёрла мысль Седого:

— Малец, быстрей, иначе мы рискуем сдохнуть в этих гарховых землях Ян.

Ладно. Я тряхнул головой. Ладно. Дохнуть я не собираюсь. Толкнул мысль ко всем сразу:

— Сколько этих дарсовых големов прибежит? Не могут же они все бежать в одну сторону?

Первой ответила, как это ни удивительно, Лая:

— Конечно, не могут.

Следом за ней торопливо буркнул Мирак:

— Мы раз попадали в Бедствие, его сигнал был в несколько раз меньше, и то их там были тысячи. Тысячи!

Меня не впечатлило то число, что он выкрикнул, зато задело другое. Я даже переспросил:

— Помнится, когда в прошлый раз мы сидели у костра, ты это слово произносил чуть менее, — на миг замялся, подбирая слово, — пафосней. А сейчас прямо-таки с придыханием — БЕДСТВИЕ!

Он обернулся через плечо, зло сузил глаза:

— С твоим Возвышением, неужели ты не видишь размера шара? Одно дело, когда заденет пять-десять отрядов идущих, другое дело, когда накроет все земли одного из союзов. Тысячи…

— Да-да, тысячи големов…

Он тоже перебил меня:

— Тысячи идущих погибнут! Чем тебе это не Бедствие?

Я прикусил язык и задумался. Хотя всё равно происходящее меня то ли злило, то ли раздражало, то ли бесило, то ли разочаровывало. Скорее, всё же последнее. В тюремных Поясах Бедствием наказывают Стражи. Здесь Бедствием идущие наказывают себя сами. Там на беззащитные земли приходят сектанты. Здесь на жадных идущих нападали стражи давно погибших Древних. Нет, скорее злит.

— Сами виноваты, — закончил мои размышления Седой. — Я же говорю — делаете всё не по уму, а