Заговорщики. Перед расплатой - Николай Шпанов

Уорнер с облегчением выпрямился.

— Меня здесь просто замучил этикет. До чего дома все проще, господи!

— Сигару?

Уорнер молча взял сигару и, пошарив в глубоком кармане сутаны, достал спичку и зажег ее о поверхность стола.

— Проклятая жара, — сказал он, распахивая ворот сутаны.

— Да, берега Тибра не берега Флориды, — с незнакомой Августу игривостью ответил Доллас.

— Не раз вспомнишь купальный халат, золотой песок Майями и хорошую девчонку.

— Но, но, фра Джордж! — с иронической укоризной остановил его Доллас.

— Надеюсь, когда Спеллман станет папой, тут пойдут другие порядки.

— Его святейшество папа чувствует себя пока отлично.

— Чорт побери! — вырвалось у Уорнера. — Можно объявить его трижды святым, но ведь не вечен же он!

— На земле? Конечно… Однако что нового?

— Про вести из Константинополя знаете?

— Нет, а что? — с любопытством встрепенулся Доллас.

— Наши упрятали патриарха Максимоса в сумасшедший дом.

— Здорово! — Доллас потер потные руки и с особенным удовольствием затянулся сигарой.

— Афиногор уже сдал дела Нью—Йоркской епархии и вылетел в Константинополь. Его избрание вселенским патриархом — вопрос той или другой суммы. В "выборных" делах у наших достаточно опыта.

— Отлично, очень хорошо! — с удовольствием повторил Доллас. — Это значительно облегчит нам работу. Афиногор не будет артачиться, как Максимос.

— А вы не боитесь, монсиньор, что новое кадило, которое Ванденгейм раздувает с экуменическим движением, может нам помешать?

— Именно потому, что там за дело взялся старина Джон, нам с этой стороны ничто не угрожает. Они не станут с нами бороться за души негров из Конго. Ванденгейм правильно рассудил, что нужно собрать в единый кулак разбросанных по свету христиан всяких толков. Если этот кулак будет подчинен Ванденгейму, то он только поможет толкнуть боевую колесницу именно туда, куда нам нужно, — на восток.

— Скорей бы уж… — пробурчал Уорнер.

— А куда нам торопиться? Святая римская церковь мыслит категориями вечности! — с серьезной миной сказал Доллас. — Столетием позже или раньше, важно, что в конечном счете человечество будет подчинено единой державе христовой, в лице ее святейшего владыки папы.

— Это вы мне или репетируете речь по радио? "Категории вечности"! передразнил Уорнер. — Нет, я не согласен ждать годы. Хочется еще в царстве земном пощупать вот этими руками то, что приходится на мою скромную долю.

— Грешная душа! — Фостер, прищурив один глаз, уставился на собеседника. — Мало вам того, что именно церковь спасла вас от электрического стула? При этих словах Уорнер сделал резкое движение, как бы намереваясь вскочить и броситься на собеседника, но Доллас только рассмеялся и движением руки усадил его на место. — Ну, ну, спокойно!

— Это нечестно, — задыхаясь от злобы, проговорил Уорнер. — Меня уверили, что никогда никто не напомнит мне…

— Я нечаянно.

— Не советую вам, Фосс…

— Как? — Доллас приставил руку к уху, делая вид, будто не расслышал слов Уорнера, который с угрозою повторил:

— Никому не советую напоминать мне об этом.

— Не думал, что вы так впечатлительны, брат мой, — с усмешкой ответил Доллас. — А что касается ваших ухваток, то должен вам сказать…

— Мои ухватки — это мои ухватки, сэр!

— Фра Фостер, — поправил Доллас.

— Ладно, забудем…

— И все–таки не советую вам таскать при себе пистолет.

— С чего вы взяли?..

Доллас рассмеялся.

— Не схватились же вы за задний карман потому, что у вас там лежит евангелие.

— Ладно, ладно…

— И все же — вы монах, Уорнер, а не военный разведчик.

— Особой разницы не вижу.

Доллас состроил кислую гримасу.

— Честное слово, Уорнер, став духовной особой, вы сохранили замашки… — Он покрутил в воздухе пальцами.

— Стесняетесь произнести слово "гангстер"? Не смущайтесь, пожалуйста. Меня это не может обидеть… Тем более, что работа у меня сейчас примерно такая же, как и была.

— Повторяете пропаганду красных, брат мой?

— Кой чорт! Правда есть правда!

— В первый раз вижу вас в роли борца за этот прекрасный тезис.

— Вольно же вам напоминать мне об электрическом стуле…

— А вы заплатили мне за молчание? — иронически спросил Доллас.

Уорнер исподлобья посмотрел на него и угрожающе проговорил:

— В конце концов, если это вас устроит, можете огласить мой послужной список хотя бы с амвона…

— Ну, ну, — примирительно промямлил Доллас, — это не в интересах дела.

— То–то… Я ведь тоже не попрекаю вас тем, что вы избежали каторги по делу о подложном чеке…

— Эй, Джордж!

На этот раз Уорнер не обратил на этот крик никакого внимания и продолжал:

— …только потому, что были сенатором и тот судья, к которому попало пело, тоже был "в деле". Я же молчу.

Доллас побагровел так, что казалось, кровь сейчас брызнет сквозь все поры его щек. Его голос стал похож на шипение пылесоса, когда он сквозь зубы процедил:

— Когда у меня будет красная шапка…

— Ого!

— Она будет вот на этой голове!.. — Доллас постучал крючковатым пальцем по своему черепу. — Тогда я буду иметь счастье напомнить вам об этом разговоре, который смахивает на что–то вроде подрыва авторитета святой церкви, брат мой.

— Ну, за красного–то вы меня не выдадите, тут я спокоен. Пусть бы вы влезли даже на папский трон!

— Политика есть политика; не только вы, но даже я не могу сказать сегодня, какие взгляды мы будем исповедовать завтра. Если верх возьмут красные…

— То могу вас уверить: они не предложат вам вольтеровского кресла… Тогда мы вспомним разговор об электрическом стуле, — со смехом закончил Уорнер.

— Ну, довольно! — сердито отмахнулся Доллас. — У вас шутки висельника. — И он перешел на деловой тон: — Когда мне представят проект нового устава третьего ордена?

— Мы с ним ознакомились, и оказалось, что там почти нечего менять. Мы только повычеркивали к чертям всю эту ритуальную белиберду.

— Я же вам говорил: нужно сделать освобождение членов ордена от присяги земным властям не условным, а безусловным. Принимая обет терциара, человек тем самым автоматически перестает быть подданным своего земного государства и становится беспрекословным исполнителем единственной воли — его святейшества папы. При трудности сношений с Римом для агентуры, находящейся на востоке Европы, нельзя рассчитывать, чтобы терциар мог быстро получить отсюда разрешение от своих обязательств и присяг. Из–за этого он может оказаться связанным, если он истинно верующий католик. Нужно развязать руки всем, у кого есть шансы пролезть в административный аппарат, на руководящие посты. Нужно поставить в особую заслугу терциару и обещать ему отпущение всех грехов на всю жизнь вперед и безусловное царство небесное, если он сумеет добыть себе билет коммуниста.