Избранные - Вероника Рот

Слоан почувствовала голод Темного, но прежде всего – усталость. Оба этих чувства она ощущала одновременно.

Он думал о Мике и его кривой улыбке. Он всегда думал, как же это странно, что такой необыкновенный ребенок родился у таких ничем не примечательных родителей. Нэнси – ведущая еженедельного кружка по вязанию, прошлогодняя победительница конкурса на лучший перчик чили на городской ярмарке. Фил – худой сверху, расширяющийся книзу, управляющий местным банком. Оба – обладатели ужасного акцента. Когда он пожимал им руки, они с тревогой смотрели на его сифон. И не сопротивлялись, когда он забрал у них сына.

Чтобы творить магию, Мике не нужен был сифон. И намерения ему тоже были не нужны. Его желания исполнялись моментально, стоило только его на них спровоцировать. Свою первую комнату в ЦПКиО он сжег. Сразу же разбил все до единой тарелки в столовой. Из каменного пола в Зале Призывов он заставил вырасти цветы.

А теперь он сидел на большом сифоне в полу и выглядел маленьким, несмотря на свою раннюю долговязость. Может быть, виной тому были забавно торчащие уши.

Перед ними стоял кассетный магнитофон, и уже в третий раз за утро скрипучий и сухой голос Сибиллы произносил: «Случится конец Дженетрикса. Настанет разрушение миров».

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил Нерон.

– Омраченная магией? – спросил Мика. Он постучал пальцем по своему левому глазу. – Так вот откуда это пятно? От магии?

– Думаю, что да, – ответил Нерон и, хотя он терпеть не мог сидеть на полу, сел напротив Мики, у сифона Фортис. Холод от камня проникал сквозь одежду, пронизывал каждую его клетку. – Моя теория состоит в том, что в результате инцидента с «Тенебрисом» по миру разлетелось несколько маленьких кусочков магии, один из которых и попал тебе в глаз.

Мика прищурил тот самый глаз:

– Но ведь это когда было? Мне только 11 лет.

– Ты знаешь, что такое «кротовая нора»[15]? – спросил Нерон.

Мика покачал головой.

– Тогда я попробую объяснить тебе, – ответил Нерон. – «Кротовая нора» похожа на туннель. На одном конце туннеля все может двигаться очень медленно, а на другом конце – все двигается очень быстро. Так что, если ты проходишь через туннель и хочешь попасть куда-то в далекое будущее, тебе надо двигаться очень-очень быстро. Понимаешь?

Именно поэтому он жил так долго, несмотря на то что родился в своей собственной вселенной в том же веке, что и на Дженетриксе. Время в пространствах не взаимодействовало друг с другом.

– Итак, произошел взрыв магии, кусочки пролетели сквозь туннель, – сказал Мика. – И один попал мне в глаз.

Нерон пожал плечами:

– Я не знаю. Это теория.

– И именно поэтому во мне так много магии, – произнес Мика. – И именно поэтому мои родители так сильно боялись меня.

– Возможно, – согласился Нерон. – И, возможно, есть способ удержать эту магию под контролем, пока не наступит то время, когда ты будешь подготовлен к ней. Как тебе такая идея?

Мика утвердительно кивнул.

«Бедное дитя», – позволил себе подумать Нерон.

Магии в нем было через край, и ни один человек в мире не мог понять, каково это, даже сам Нерон.

– Позволь рассказать тебе, – произнес Нерон, – об одном сифоне, который крепится к позвоночнику.

«Позвоночник», – подумали они.

Клавдия постучала по позвонкам, которые стали видны из-под его рубашки, когда он сгорбился. Тук, тук, тук.

Огонь в камине был слабый. Он забыл добавить туда поленья, и теперь воздух был таким холодным, что он видел пар, выходящий у него изо рта. Ему было трудно отстраниться от этих приготовлений. Он так долго ждал этой ночи, ночи, когда все наконец уже будет готово. Во дворе, в большом круге, соединенные белыми соляными линиями, лежали артефакты, обладающие силой. Последние пять лет он собирал их, следуя за ними по тропам легенд в самые дальние уголки вселенной, шепча о своих сокровищах.

Но настоящее сокровище болело у него в груди. Показал рентген. У врача было подозрение на порок сердца, его еще называют дырой, и, в некотором смысле, именно это он и обнаружил. Но дыра была чем-то заткнута. Как выразился доктор, это был осколок шрапнели, но Нерон и близко не подходил ни к чему такому. Непосредственной опасности для здоровья этот диагноз не представлял, поэтому Нерон продолжал жить дальше, задыхаясь и быстро утомляясь, с осколком в груди.

Он выпрямился и снова натянул на плечи подтяжки. Его сестра Клавдия стояла позади него в элегантной блузке с бантом посередине, прямо над впадиной в ключице. Ее волосы были разделены на пробор, концы были завиты в локоны.

– Выглядишь великолепно, – сказал он ей.

– А разве нет? – Она сделала шаг назад и покачала бедрами, чтобы он заметил, как ее длинная юбка развевается вперед-назад. – Я решила принарядиться, чтобы отметить твой первый день вечной жизни.

– Ты так для поезда оделась, и ничего больше, – нахмурился он.

Она немного улыбнулась.

– Ты уверена, что хочешь отказаться от участия в этом? – спросил он.

– Моя вечная жизнь ждет меня на небесах, – тихо сказала она. – Хотя мне очень жаль, что мой брат не сможет присоединиться ко мне. Ты будешь все еще здесь, на Земле.

– Я не верю в Царствие Небесное, – ответил он.

Она кивнула:

– Так ты и сказал.

Она наклонилась к нему и поцеловала в щеку. От нее пахло цветочными духами. Когда она отстранилась, на ее лице была та же легкая улыбка.

Догорали последние щепки в камине. Тихо потрескивал огонь.

Ощущения были огненными.

Когда горело березовое полено, бумажная кора отслаивалась от дерева и превращалась в пепел. Именно это, как он чувствовал, происходило с его кожей. Каждый его слой – кожа, сухожилия и кости – отслаивались и сгорали дотла.

Но это было только начало. Позже, в другой Вселенной, когда он найдет для этого подходящие слова, он назовет это погружением в солнце головой вперед. Горячее, чем лава, горячее любого жара, который был ему знаком, – в этом чувстве присутствовало ощущение того, что ты можешь вырваться оттуда, отдернуть руку от плиты, шлепнуть по тлеющему угольку, упавшему на одежду, но он не мог и сдвинуться с места. Он превратился в облако пыли, в рассеянное собрание частиц, и теперь уже не мог кричать.