Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина

их интерес к сексу мотивирован тем же, чем и у нас; получаемое удовольствие является само по себе наградой. А что касается конкретного результата и общей картины, то единственное, что по-настоящему имеет значение, – это вступить в сексуальную связь с хорошим партнером в нужный день. Наглядная демонстрация овуляции – превосходный способ удерживать самцов и самок вместе именно в подходящее время.

Бен и Талискер хотят увести Лотти от остальных самцов, моложе и ниже рангом. Они требуют, чтобы она шла за ними. И она подчиняется.

Но потом, когда они пробираются через особенно густые заросли, Лотти почему-то не появляется следом за самцами по другую сторону. Как это часто бывает, в том, что касается секса, у шимпанзе есть определенные правила – и есть те, кто их нарушает. И они знают, кто задает правила. У Лотти есть собственные планы – и кое-какие уловки в запасе.

Бен зовет ее из-за густых кустов. Лотти молчит. Все вокруг словно онемели. На зов Бена не откликается никто. Никто даже пискнуть не смеет. Лотти внимательно слушает. Сейчас ей не хочется, чтобы Бен и Талискер знали, где она прячется, но, по-видимому, она все же хочет, чтобы они оставались неподалеку – тогда они услышат, если ей вдруг придется позвать на помощь. Шимпанзе знают, что другие могут прислушиваться к ним, и иногда тот, кого обидели или кому просто докучают, поднимает преувеличенно громкий крик, чтобы кто-то из союзников пришел на помощь[366].

Поскольку Лотти сейчас на пике эструса, то Бен, как доминирующий самец в группе, хочет владеть ею единолично. Но Лотти подобная монополизация, по-видимому, не нравится, по крайней мере сейчас. Потому она ведет себя уклончиво. У нее что-то такое затевается с Дауди, хотя ему всего 13 лет. Нас это приводит в недоумение в той же мере, в какой, вероятно, возмущает Бена.

«У нее вырвался такой нервный вскрик, – замечает Кэт. – Но по напряжению губ, лица, по тому, как приглушенно звучит ее голос, ясно, что она подавляет чувства». Лотти опасается случайно вызвать Бена. При взгляде на шимпанзе часто возникает такое впечатление, будто бы ими движут сплошные неконтролируемые эмоции. При ближайшем рассмотрении, однако, сразу обнаруживается и почти непрерывный отсев лишних возбудителей, и постоянный самоконтроль. В социальной системе, где распространены принуждение и наказание, ни шимпанзе, ни люди не могут позволить эмоциям управлять своим поведением без учета вероятных последствий.

Лотти приближается к Дауди и предлагает себя. Дауди исследует ее разбухшие гениталии так, словно это хрустальный шар: вглядывается в них, обхватывает руками, чуть потряхивает… Но не копулирует. Казалось бы, ему не стоило бы так капризничать – дареному коню в зубы не смотрят. Но он рискует попасть под горячую руку Бена. Он делает попытку – очень неуклюжую в силу его молодости и неопытности – увести Лотти от остальной группы.

Не тут-то было! Она совершенно не склонна куда-то уходить вместе с ним.

Внезапно появляется Бен. Он явно ищет Лотти, и той ничего не остается, кроме как прогнать Дауди. Ее страшит гнев Бена, если тот вдруг догадается, что здесь происходит нечто предосудительное. Поэтому на публике она изображает бурное негодование, словно крича на Дауди: «Да что за вольности ты тут себе позволяешь!»

Теперь Бен гонится за Лотти без всякого дружелюбия. Ее крики словно запускают некую реакцию: все, кто есть поблизости, разражаются громкими воплями. Правда, стихают они так же быстро, как и начались.

Бен намерен уйти и хочет, чтобы Лотти последовала за ним. Но она снова остается.

Несколько минут спустя Лотти «роняет лист» в адрес Макаллана, который сидит прямо передо мной.

Кэт ошеломлена. До сих пор этот жест – «бросание листа», который время от времени совершают бонобо, ни разу не отмечали у шимпанзе. В отличие от срывания и покусывания листьев, что делается самцами довольно громко и служит для привлечения внимания, самки роняют лист бесшумно и незаметно, подобно тому, как дама викторианских времен роняет на балу свой платок.

Выбор Лотти по-прежнему ставит нас в тупик. Она зрелая самка, мать двоих детенышей. Совершенно непонятно, почему она заигрывает с юным Дауди и двадцатилетним Макалланом. Она могла бы выбрать кого-нибудь получше. Но у Макаллана такого выбора нет. Он угождает ей.

Обдумывая необычное поведение Лотти, я задаю Кэт извечный фрейдовский вопрос: «Так чего же, в конце концов, хотят женщины?» – «Свободы выбора, – тут же отвечает она. – Мы хотим получать то, чего желаем, не спрашивая ни у кого разрешения».

И почему бы Фрейду было просто не спросить женщину?

«Но, – замечаю я, – у Лотти, похоже, внутренний конфликт». – «Это другая сторона дела», – признает Кэт.

Если Лотти пойдет с Талискером и Беном, ей обеспечен секс с проверенными высокоранговыми самцами. Но они подчинят ее своей воле, монополизируют ее. Пока же она здесь, ее окружают еще только подрастающие самцы, будущие потенциальные вожаки, тоже обладающие качественными генами. «Так что она стоит перед интересной дилеммой, – оценивает Кэт. – Вы, глядя на Лотти, можете рассудить так: "Сначала два высокоранговых самца принуждали ее идти с ними, потом ей угрожали все вот эти молодые ребята; очевидно, что самцы манипулируют ею и постоянно контролируют каждый ее шаг". Но мне не кажется, что дело обстоит именно так. С ее точки зрения все может выглядеть иначе: "Я отделалась от высокоранговых самцов, чтобы иметь более широкий выбор". Этой свободы выбора она добивается, отставая от Талискера и Бена и таясь в зарослях, когда они ее зовут». С научной точки зрения ее выбор оценить труднее, потому что «Лотти не проявляет какой-то особой формы поведения, которую можно измерить; ее выбор проявляется в том, что она не делает того, чего хотят от нее другие».

Самцы проявляют свою власть через грубую силу и устрашение. Самки же часто проявляют собственную власть через выбор – делать что-либо или не делать.

«Возможно, больше ничего другого им и не остается, – приходит к выводу Кэт, – учитывая склонность некоторых самцов сначала махать кулаками, а потом уже думать».

Какое-то время спустя Лотти удаляется. Мы с Кэт следуем за ней в самую гущу сплетения лиан и кустов, не без трудностей. Я умудряюсь наступить на дорожку муравьев-кочевников. Кэт помогает мне стряхнуть десятки свирепых насекомых, которые тут же ринулись вверх по моим штанам. Она рассказывает, что однажды с ней тоже такое случилось, когда она пробиралась через заросли на четвереньках. «Безнадежно. Мне пришлось тут же шмыгнуть за дерево, раздеться догола и вытряхивать их из одежды, куда они успели набиться». Да уж, смешно. Но когда это происходит с тобой, становится не до смеха: сегодня утром