Василий Львович Пушкин - Наталья Михайлова

И еще об одном театральном спектакле на пушкинский сюжет надо сказать. Это театральная инсценировка стихотворения «Черная шаль». А. С. Пушкин написал его в Кишиневе в октябре 1820 года. Еще до публикации оно стало необыкновенно популярным, распространялось в списках. Александр Ефимович Измайлов подарил пушкинский автограф «Черной шали» хозяйке блистательного петербургского салона Софье Дмитриевне Пономаревой. 30 марта 1821 года А. И. Тургенев писал из Петербурга П. А. Вяземскому в Варшаву:

«Вот тебе „Шаль“ шалуна Пушкина. Ты бы угадал автора и без меня»[590].

Конечно, «Черную шаль» можно воспринимать и как шалость молодого поэта. Какая восточная экзотика: младая гречанка, еврей, армянин! Какие страсти: любовь, ревность, исступление! Какой сюжет: измена, кровавое убийство, тайна, скрытая в пучине вод! И каков романтический герой, способный к безумству от любви, с хладной душою, терзаемой печалью! Но все это и пленяло замиравшие от восторга сердца читателей и читательниц. В 1821 году «Черная шаль» была напечатана в петербургских журналах — сначала в «Сыне Отечества», а потом в «Благономеренном», что только способствовало популярности пушкинского стихотворения. В 1823 году музыку на текст «Черной шали» написали А. Н. Верстовский и И. И. Геништа, а в 1829 году — и М. Ю. Виельгорский. Всем особенно полюбился романс А. Н. Верстовского, который пели в обеих столицах и в провинции. А. С. Грибоедов посоветовал композитору назвать музыку кантатой и сделать ее театральную инсценировку.

Первое представление кантаты на московской сцене состоялось 10 января 1824 года. Исполнил ее П. А. Булахов. 12 января 1824 года А. Я. Булгаков писал брату в Петербург:

«Ты, верно, читал роман или песню молдавскую „Черную шаль“ молодого Пушкина; некто молодой аматер Верстовский сочинил на слова сии музыку, не одну и ту же на все куплеты, но разную, в виде арии. Занавес поднимается, представляется комната, убранная по-молдавски, Булахов, одетый по-молдавски, сидит на диване и смотрит на лежащую перед ним черную шаль, ритурнель печальную играют, он поет: „Гляжу, как безумный, на черную шаль“, — и проч. Музыка прелестна, тем же словом оканчивается; он опять садится, смотрит на шаль и поет: „Смотрю, как безумный, на черную шаль, и нежную душу терзает печаль!“ Занавес опускается, весь театр закричал „фора“, пел другой раз еще лучше. Вызывали автора музыки, и Верстовский, молодой человек лет восемнадцати, пришел в ложу к Кокошкину, кланяется и благодарит публику. Чудесная мысль! Не знаю, кому она явилась; говорят, Вяземскому. Молодой Пушкин и не подозревает в Бессарабии, где он должен находиться, что его чествуют здесь в Москве и таким новым образом» (слова о П. А. Вяземском и А. С. Пушкине — по-французски)[591].

Жаль, конечно, что А. Я. Булгаков не сообщил в этом письме, был ли на представлении «Черной шали» В. Л. Пушкин и кричал ли он «фора». Но, может быть, и был, как мог быть и на бенефисе П. С. Мочалова в Малом театре 29 октября 1824 года — актер также исполнил кантату А. Н. Верстовского.

Так или иначе, Василий Львович, как и многие, был восхищен стихотворением племянника. В 1822 году он перевел «Черную шаль» на французский язык. В мае 1822 года П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу из Москвы в Петербург:

«Посылаю тебе французскую „Черную шаль“. Василий Львович измучил от нее свою четверню, разъезжая по всему городу для прочтения, и теперь ездит на извозчике: c'est unfait[592]»[593].

25 мая А. И. Тургенев, в свою очередь, писал П. А. Вяземскому из Петербурга в Москву:

«Посылаю перевод Шиллера „An Emma“, слепого Козлова, который утверждает, что ничего хуже перевода на французский „Черной шали“ не читывал, почему я и не читал его. Но это должно быть тайною для переводчика»[594].

30 мая П. А. Вяземский в письме А. И. Тургеневу сообщал об Александре Пушкине:

«Кишиневский Пушкин ударил в рожу одного боярина и дрался на пистолетах с одним полковником, но без кровопролития. В последнем случае вел он себя, сказывают, хорошо. Написал кучу прелестей. Денег у него ни гроша. Кто в Петербурге заботился о печатании его „Людмилы“? Вся ли она распродана, и нельзя ли подумать о втором издании? Он, сказывают, пропадает от тоски, скуки и нищеты»[595].

Запечатывая письмо, П. А. Вяземский вспомнил и про перевод «Черной шали», написав на обороте:

«Не пугайся черному сургучу: другого не попалось под руки, да и Пушкин так натвердил „Черную шаль“»[596].

Перевод Василия Львовича не понравился Сергею Львовичу. «Я очень рад, что ты прочел письмо брата Сергея Львовича; он несправедлив; ближе к подлиннику перевести было нельзя, и мне кажется, что в переводе моем я сохранил, так сказать, колорит (la couleur) оригинала»[597], — писал В. Л. Пушкин П. А. Вяземскому 6 июня 1822 года.

Василий Львович, позволим себе это заметить, даже усилил восточный колорит оригинала: он дал имя гречанке — Атенаис, армянина почему-то заменил презренным персиянином. В переводе появились такие пронзительные подробности, как слезы, которыми омыта черная шаль, разбитое сердце, в котором молчит жалость, слепая ярость любви, окровавленная голова соперника, темная жуткая ночь, пособница злодейства. Впрочем, ведь подзаголовок перевода Василия Львовича — «вольный перевод с русского». В 1828 году его перевод был напечатан в первом номере «Bulletin du Nord». Читал ли это творение дядюшки его племянник — остается неизвестным.

Когда Александр Пушкин выехал из Петербурга в Екатеринослав, коляска увозила его не только от гранитных берегов Невы, дворцов, площадей и улиц великого города. Дорога оставляла позади сослуживцев по Коллегии иностранных дел, приятелей по обществу «Зеленая лампа», друзей-арзамасцев, петербургских литераторов, светских красавиц и актрис. Царскосельский лицей, московское детство становились совсем далеким прошлым. Новые впечатления завораживали. Екатеринослав, Кавказ и Крым, Кишинев, Одесса… Южная роскошь пейзажей: пирамидальные тополя и кипарисы, горы, море, «блеск, и шум, и говор волн». Пестрая разноязычная толпа на пристани. Разговоры о вечном мире и революции. Дружеские пирушки и дуэли. И мимолетные увлечения, и любовь, горячая потребность быть любимым.