Дьюма-Ки - Стивен Кинг

— Возможно, — согласился я. — Возможно, надо.

Он повёл меня в библиотеку, с рыцарскими доспехами в углу имузейной коллекцией оружия на стене. Рядом с телефонным аппаратом лежала папкас надписью «ДЖОН ИСТЛЕЙК, „ГНЕЗДО ЦАПЛИ“» на лицевой стороне. Уайрман открылпапку, достал фотографию. Изображённый на ней дом, конечно же, напоминал тот, вкотором мы сейчас находились. В архитектуре безошибочно угадывалось сходство,свойственное, скажем, двоюродным братьям. Но в одном эти здания кардинальноотличались, и потому похожесть (дома явно строились по одному проекту, содинаковой крышей из ярко-оранжевой желобчатой черепицы) эту разницу тольковыпячивала.

Нынешний «Дворец» скрывался от мира за высокой стеной,которая лишь в одном месте прерывалась воротами — не было даже служебноговъезда. Прекрасный внутренний двор видели лишь считанные люди, помимо Уайрмана,Энн-Мэри, девушки, чистившей бассейн, и садовника, приезжавшего дважды внеделю. Двор этот напоминал тело красотки, скрытое бесформенной одеждой.

Первое «Гнездо цапли» было другим. Как и фарфоровый особнякЭлизабет, этот мог похвастаться шестью колоннами и просторной, приглашающейподняться на неё верандой. К особняку вела широкая дугообразная подъезднаядорожка, прорезающая два акра лужайки. Усыпанная не гравием, как сказала Мэри,а дроблёными розовыми ракушками. Первый дом Истлейков говорил миру: «Добропожаловать». Его наследник — «Эль Паласио» — не пускал на порог. Илзе заметилаэто сразу, как и я, но в тот день мы увидели особняк с дороги. С тех пор мнениемоё изменилось, и по веской причине: я привык к тому, чтобы смотреть нагасиенду с берега. Подходя к ней с незащищённой стороны.

Первое «Гнездо цапли» было также выше, три этажа пофронтону, четыре — в задней части, поэтому (если особняк действительно стоял нанебольшом холме, как говорила Мэри), с верхнего этажа люди могли любоватьсязахватывающей дух круговой панорамой: Залив, материк, Кейси-Ки иДон-Педро-Айленд. Не самый плохой вариант. Но лужайка выглядела неухоженной,неопрятной. По обе стороны дома в ряду пальм, сгибающихся под ветром, какгавайские танцовщицы, зияли прорехи. Я присмотрелся и увидел, что некоторыеокна на верхних этажах заколочены. И крыша выглядела как-то странно. Мнепотребовалось несколько секунд, чтобы понять почему. Над восточной частью крышивысилась труба. Над западной — отсутствовала, хотя ей полагалось там быть.

— Дом сфотографировали после их отъезда? — спросил я.Уайрман покачал головой.

— По словам Шэннингтона, фотографию сделали в марте 1927года, до того, как утонули девочки, когда все были счастливы и здоровы. Тывидишь не обветшание — это разрушения, нанесённые ураганом. «Элис».

— Которой из них?

— Официально сезон ураганов начинается здесь пятнадцатогоиюня и длится около пяти месяцев. Внесезонные ураганы с тропическими ливнями исильным ветром… для старожилов все они — «Элис». Как «Ураган „Элис“».[149] Этотакая шутка.

— Ты выдумываешь.

— Отнюдь. «Эстер» — сильнейший ураган двадцать шестого года— обошёл Дьюму стороной, а вот «Элис» двадцать седьмого прошёлся по острову.Потом ударил по материку и затопил Глейдс. Урон, который ты видишь нафотографии, — следствие урагана. Если на то пошло, урон незначительный.Несколько пальм вырваны из земли, вскопана лужайка, кое-где выбиты окна. Но, сдругой стороны, последствия урагана ощущаются и теперь. Потому что не вызываетсомнений, что именно «Элис» привела и к смерти близняшек, Тесси и Лауры, и ковсему остальному. Включая и наше с тобой появление на Дьюме.

— Объясни.

— Вот это помнишь?

Уайрман достал из папки вторую фотографию, и, конечно же, яеё помнил. Её увеличенная копия висела на лестничной площадке второго этажа.Эта, в силу размеров, была более резкой. Семья Истлейк в сборе, во главе сДжоном Истлейком, одетым в чёрный купальный костюм. Выглядел он, какголливудский актёр второго разряда, обычно снимающийся в детективах иприключенческих фильмах. Элизабет пухлой попкой сидела на одной его руке. Вовторой Джон держал гарпунный пистолет, маску и трубку для дыхания.

— Если судить по Элизабет, я бы сказал, что фотографиюсделали году в двадцать пятом, — заметил Уайрман. — Выглядит она годика на двас небольшим. Адриане… — он постучал пальцем по старшей дочери, — …может быть отсемнадцати до тридцати четырёх. Ты согласен?

Действительно, семнадцатилетняя, и со всеми присущимиженщине округлостями; это видно сразу, пусть на нейкупаль-ник-который-скрывает-практически-всё.

— У неё уже надуто-капризное лицо, на котором написано:я-хочу-быть-где-нибудь-ещё, — продолжил Уайрман. — Даже интересно, так лиудивился её отец, когда она сбежала с каким-то его менеджером. И не обрадовалсяли он в глубине души её побегу? — Он вновь скопировал выговор КрисаШэннингтона: — Убежа-ать в А-атла-анту с ма-альчиком в га-алстуке исветоза-ащитном козырьке, — и тут же заговорил обычным голосом. Похоже,Уайрмана действительно печалила смерть девочек, пусть и случилось это болеевосьмидесяти лет тому назад. — Она и её новоиспечённый муж вернулись, но к томувремени оставалось только разыскивать тела.

Я коснулся пальцем сурового лица чернокожей няни.

— А это кто?

— Мельда или Тильда, а может, прости Господи, Гекуба, еслипослушать Криса Шэннингтона. Его отец знал её имя, а Крис уже не помнит.

— Красивые браслеты.

Уайрман без особого интереса посмотрел на фотографию. — Ятебе верю.

— Может, Джон Истлейк спал с ней, — предположил я. — Может,браслеты — маленький подарок.

— Quien sabe? Богатый вдовец, молодая женщина… такоеслучается.

Я постучал пальцем по корзинке для пикника, которую молодаячернокожая женщина держала обеими руками, словно корзина весила немало.Возникало ощущение, что там не только сандвичи… может, и целая курица, а ещё —несколько бутылок пива для старого господина… чтобы утолить жажду после целогодля, проведённого на воде и под водой.

— Какого цвета корзина? Тёмно-коричневая? Или красная?Уайрман как-то странно на меня посмотрел.

— Фотография чёрно-белая, трудно сказать.

— Расскажи мне, как ураган привёл к смерти девочек?

Он вновь открыл папку и протянул мне давнюю газетнуюзаметку.

С сопровождающим её фотоснимком.

— Из «Венис гондольер», номер от 28 марта 1927 года. Самуинформацию я нашёл в Сети. Джек Кантори позвонил в редакцию, уговорил кого-тосделать ксерокопию и прислать мне по факсу. Между прочим, Джек — просто чудо.