Русь изначальная - Валентин Дмитриевич Иванов

розгой, он нужнее значка и буксина. Вместе держись, не расползайся, не лезь далеко. Будем здесь, поближе к выходу. Вот что дальше случится: подопрем один другого – конец Юстиниану.

Мятеж находил равновесие. Вопреки пожарам, вопреки избиениям город оживал. Жизнь, прерванная было, возобновлялась. Нашлись запасы зерна. Самочинные начальники производили бесплатную раздачу. Начался подвоз мяса, овощей, масла, рыбы – торговцы не могли гноить продукты. Рынки ожили наполовину, но цены упали – никто не выжимал налоги и взятки. Развалины префектуры смердели кожей паленых пергаментов – дотлевали ненавистные описи налогоплательщиков, частые сети, которыми улавливались и солиды купцов, и оболы публичных женщин.

7

Очень многие императоры и базилевсы носили клички, метко брошенные, крепко прилипнувшие и далеко не всегда обидные. Предшественника Юстиниана прозвали «Молчаливый» не по той причине, что Анастасий был когда-то по палатийскому званию силенциарием, то есть был обязан не только сам молчать, но требовать и от других проявления этого ценнейшего качества. Бывали – Обжоры, Кровавые, Мясники.

Юстиниан ускользнул. От настоящей клички, конечно. Айксомейтос – Бессонный – не памятное прозвище. Так же как Отец Отечества, Покровитель Народа и прочие, – Бессонный не кличка, а лесть. Юстиниана могли бы прозвать Болтуном или, более вежливо, Оратором. Не случилось и этого. Может быть, потому, что народ, как никогда, был оглушен славословиями, каждодневно лившимися, подобно лаве из вулкана, из законов, объявлений, извещений, предупреждений?.. Так ли, иначе ли, но Юстиниан не поддался краткому определению. К его гладкой коже не прилипали словечки.

Он любил говорить, его мысль созревала живее в словах изреченных. Иногда он произносил поистине удивительные речи. Повелев привести к себе подданных, уличенных в манихействе, Юстиниан вел с ними дискуссию посредством собственного монолога. И закончил:

– Не убедив вас, возвращаю вас правосудию, дабы немедленно были вы сожжены в огне…

Такая скромность, такое признание собственной неудачи были поистине божественны.

В середине этого зимнего дня Юстиниан шел на ипподром, зная, что скажет сам, и предполагая дальнейшее. Решил сам, сам сыграет, храня до конца секреты решения. Может быть, именно поэтому его не прозвали Болтливым: говоря с расточительной щедростью, Юстиниан никогда не проговаривался.

Сегодня он уснул перед рассветом и спал долго, почти полный час. В бане слепцы массажисты омолодили тело базилевса. Он съел цыпленка, немного отварной свеклы, два яблока, и грушу, и кисть хорошо сохраненного винограда.

Кажется, Феодора собиралась тайно присутствовать, укрывшись на хорах Святого Стефана. Было достаточно намека – и она отказалась. Юстиниан не хотел заранее говорить о своих намерениях, дабы не искушать Судьбу. Сейчас он чувствовал себя совсем молодым, он мог бы лететь. Через девяносто лет Магомет обещал правоверным подобную награду, но в раю. Пророку следовало бы воздать хвалу Юстиниану, который разорением Сирии, Нижнего Египта и Африки, уничтожением населения этих областей расчистил путь арабам.

Палата Девятнадцати аккувитов. Серо-бело-голубые мозаики. Горбатая лестница. В стаях свиты базилевс плыл, как пчелиная матка. С первой ступеньки лестницы-улитки базилевс благословил славян-наемников знаком креста, хотя схоларии и были язычниками. Идолопоклонники, чужие и, естественно, верные. Их комес Рикила в ссоре со всеми, на него наговаривают, он одинок и разъеден завистью. Умей пользоваться ненавидимыми, доверяйся отверженным. Не свершай ошибки, назначая людей, уважаемых подданными, сильных друзьями. Да парит власть на темных крыльях орла…

Рикила Павел успел поцеловать пурпурный сапожок базилевса. Как бы ввинчиваясь в кохлиос[42], Юстиниан увидел славян на втором этаже, на третьем. Базилевсу нравились широкие плечи и благообразные лица наемников-северян. Рожденные бесконечно далеко, такие солдаты верны. Они вносили в Палатий аромат девственных лесов и степей, как дикие кони. Юстиниан любил и лошадей, и сильных послушных мужчин. У этих – свои обычаи. Будь Рикила умнее, он опоздал бы с церемониалом поцелуя ноги.

Зев лестницы открывался за креслом базилевса. Десяток славян охраняли край кафизмы. Юстиниан стукнул острым наконечником посоха-копья. Не слишком быстро славяне обернулись, приветствуя базилевса по-ромейски – поднятием правой руки.

По движению стражи подданные догадались. Из слитного гула выскочили вскрики, как шапки, подброшенные над толпой.

Итак, они явились. Поднявшись на престол, базилевс ощутил небольшое разочарование: трибуны наполнены не более чем наполовину. Он медлил нарочито, не торопился в сознании силы. Если иные заключат, что он робеет, пусть так. Он опустился на подушку сиденья. Так недавно отсюда он наблюдал за триумфом в честь победы над вандалами!

Тогда, совершив путь перед восхищенными подданными, военная добыча исчезала в подземелье дворца Буколеон, в сокровищницах рядом с подземными темницами-нумерами. На тележках, специально заказанных, везли золотые сосуды, блюда, тарелки, кубки, амфоры, а также особенные, непригодные для употребления по неподъемной тяжести вазы грубой работы – своеобразные слитки, непосильные для вора. Несли громадные щиты с прикрепленным к дереву оружием, по своей ценности доступным только базилевсам. Упряжки белых верблюдов тянули горки со священными предметами евреев из Соломонова храма. Их взял Тит[43], разрушитель Иерусалима. Из Рима их похитили вандалы, когда Гензерих[44] грабил города Италии. Теперь они вернулись к преемнику императоров Флавиев[45]. Лишь несколько человек знали, что большая часть этих великолепных предметов была отлита из обтянутого золотом свинца. Кто совершил странный и кощунственный подлог? Мудрый Соломон, который ведал, что богу не нужно золото, что только людская глупость навязывает богу собственные пороки? Или поставщики, снедаемые корыстью, обманули и Соломона и бога, и в Иерусалиме не нашлось своего Архимеда? Или преемники заняли у бога драгоценный металл – знал только Иегова.

Драгоценные камни были насыпаны в стеклянные ящики, а деньги нарочно брошены на носилки каменщиков, запачканные глиной и известью.

За сто лет власти над Западной Африкой, за сто лет пиратства вандалы накопили немало. Подданные должны понять, что разум базилевса сильнее бессмысленно спящего золота.

Перед стройными толпами рыже-светловолосых пленников шел последний рекс вандалов – Гелимер, высокий, но слишком тонкий, изнеженный, бритый по-римски. Без цепей. Юстиниан счел их применение неподобающим для христианского триумфа. Лицо Гелимера искажала улыбка странной иронии.

Последний вандал читал наизусть:

– «Суета сует, и все суета. Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Нет памяти о прошлом, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, кто будет после…»

Перед кафизмой церемониймейстеры сняли с Гелимера пурпурный плащ и поставили рекса на колени, как просителя. Такая тишина возникла, что со своей высоты Юстиниан услышал голос женственного вандала:

– «…потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна. Как те