📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгБоевикиКрасная Луна - Елена Крюкова

Красная Луна - Елена Крюкова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 116
Перейти на страницу:

И внезапно зазвонил телефон в кармане шелкового Адиного платья. Ария Снегурочки?..

Мобильник Ариадны Филипповны играл арию Снегурочки: «С подружками по ягоды ходить, на оклик их веселый отзываться…»

Она вынула его из кармана. Георгий, тяжело дыша, с красной полосой крови на щеке, оглянулся на нее.

Твои оперативники?..

Да, — сказала Ада в трубку. — Да, Толя. Я слышу тебя. Ты где? С какой девочкой? Со слепой девочкой?.. Вы идете сюда? Ну, идите. Почему такой голос? У нас тут дерутся. Бой быков. Приходи, увидишь. Жора дерется с одним… — Она не знала, как ей назвать Чека. — С одним…

С одним уродом, так и скажи, бабушка! — прохрипел Чек.

От страшного удара Георгия он оглох на одно ухо. Георгий разбил ему барабанную перепонку.

Старик крепко держал ее за руку. Говорил заботливо: наступай сюда, вот сюда, вот сюда, осторожнее, тише, здесь подними ногу, здесь… В особо опасных местах — они шли через проходные дворы, через узкие кривые переулки, перешагивали через бордюры и парапеты — старик подхватывал Дарью на руки и так шел с ней, на руках. Она была совсем легкая и худенькая, а он высокий, жилистый и сильный. Он прижимал к себе ее юное тело и чувствовал давно забытую нежность. Вот так когда-то там, в сибирских снегах, он прижимал к себе юную Адочку, и сердце его взлетало, как свиристель, и он чувствовал, как сильно, неудержно она хочет отдаться ему. Дети. Их дети. Она все-таки вырастила второго. Она его вырастила — и хочет ему его показать. Их сына. Того, кого он так и не увидел там, тогда, в лагерном бараке. Только услышал, что он родился.

Дарья крепко цеплялась рукой старику за шею. Она уже перестала чему-либо удивляться. Она только ощущала, слышала, впитывала, как губка.

Куда мы идем?..

Старик молчал. Она слышала его хриплое дыхание. Ей казалось: ей снится сон.

Ей снился сон о ее жизни.

И в этом сне она видела.

Она снова видела все. Лица людей. Ночные фонари. Звездное весеннее небо. Ветки деревьев, мечущиеся под порывами свежего ветра. Первую юную, клейкую листву. В этом сне она видела мир, и давно забытая радость затопляла ее целиком, без остатка.

Старик, неся ее на руках, задрал голову. Остановился. Перевел дух. Опустил Дарью на землю.

Кажется, это здесь, — сказал он тихо, с подхрипом дыша. — Да, кажется, этот дом. Мы зашли сюда со двора. Куча охранников, цепных псов, конечно, да. Ну да ладно. Вперед. Если я тебя из Иерусалима вывез, тут я тоже что-нибудь придумаю. Да она сама наверняка уже отдала команду впустить меня.

Н-на!

Размах руки. Он не знает приемов. Он бьет напропалую. Нет, конечно, он все же что-то знает. Те, в горах, боевики, научили его кое-чему. И те, кто его бил когда-либо в жизни, тоже научили его кое-чему. И те, кого бил он, жестоко, отчаянно, с кем дрался не на жизнь, а на смерть, тоже научили его кое-чему.

И сейчас он все это вспомнил.

Некогда было особо вспоминать. Надо было бить. Соперник был сильный. Он брал массой. Он брал телесной крепостью, сытостью, упитанностью и упругостью молодящегося изо всех сил тела, натренированного, напичканного импортными питательными смесями, накачанного на новейших тренажерах. Он дрался с богатым и сильным мужиком, и мужик вмазывал ему будь здоров. И надо было все время быть на стреме. Надо было, как на ринге, рассчитывать силы и движения. Не махать руками. Не бить глупо. С таким противником надо было быть умным. Умнее зверя. Умнее человека. Умнее Бога.

Н-на!.. Получи!..

У него были хорошие зрители. Они молчали. Они без слов глядели, как он бьет этого белого кита в морду и в хвост. Запрещенный прием. Гляди-ка, сытая морда перешла на запрещенные приемы. Отлично. За ним тоже не заржавеет. Он отогнулся чуть вбок, обманув врага, и, когда тот сделал мощный выпад, таким ударом можно было бы завалить быка, — он внезапно схватил его за плечи, приподнявшись над ним, и сильно ударил ногой, снизу вверх, ему в пах. И глядел, как тот корчится, падает. Он не увидел, не заметил. Его схватили за щиколотку и повалили. Теперь они оба валялись на полу. Громадная сытая туша навалилась на него, прижала к полу. Сильные руки душили. Он ощутил удары по лицу. По своему уродливому лицу. Один. Другой. Третий. Он понимал: его лицо разбивают в кровь. В лепешку. В отбивную.

Он понимал: его лицо уродуют во второй раз. Окончательно. И бесповоротно.

А-а-а, ты гад…

Он напрягся, попробовал скинуть с себя человека, что одолел его и бил его. Бесполезно. Его убивали. Хладнокровно? О, нет. Туша над ним сопела, брызгала слюной, материлась, била, била, била его — яростно, ненавидяще, до конца. До его конца. Голова гудела, как котел. Ребра гнулись под ударами. Резкая боль пронзила его, он выплюнул зуб. Кажется, враг сломал ему ребро. Он уже не чувствовал боли. Краем сознания он понял: если он сейчас не выпростается из-под него, ему и впрямь конец. Амба.

А-а-а… м-м-м-м… С-с-сука!..

Почему ему никто не помогает?! Почему эти зрители, мать их за ногу, стоят так холодно, как в цирке, и смотрят, как он погибает?! Только лишь потому, что он нищий?! Бедный?! Люмпен?! Проходимец?! Урод?!

И им интересно, как умрет урод. Этот мусор. Эта скомканная газетенка, кинутая в урну. Этот яблочный огрызок. Как его раздавит тот, кто сильнее.

Вырвись. Вырвись из-под него, Чек. Найди силы. Найди. Ну!

Упереться ногами в пол. Еще напрячь мышцы живота. Он бьет тебя, отвернуть быстро сейчас голову, ну. Не удалось. Удар. Зубы полетели. Нижние зубы. Осколки ранили рот. Кровавое крошево. Выплюнуть. Отверни голову! Удар! Только не в висок! В висок — смерть!

У тебя уже не лицо. У тебя уже не маска. У тебя уже вместо лица котлета.

И ее подадут к столу. К чьему?!

Они все кричали: Пасха, Пасха! Что такое Пасха? Какой-то древний праздник. И сейчас его модно справлять. Пахнет сладким тестом. Пахнет кагором. Этот гад убьет его, и они выпьют за помин его души.

Он превратился в сплошной комок железных жил. И ему удалось оплести ногами ногу раздавливающей его туши. И ему удалось, упершись локтями в пол, резко повернуть тушу на бок.

И Ефим крикнул:

Чек! Ты что!

Ибо в этот миг под кулаком Чека превращалось в красное месиво лицо того, кто секунду назад беспощадно убивал его.

Раз. Два. Три. Четыре. Жив. Еще жив. Никто не сделал и движенья, чтобы спасти его. Чтобы выстрелить в затылок туше. Ничего. Вот он и взял верх. Еще дать ему. Еще, от души. Спасаться бегством. Идиотский дом. Вот так, так и еще раз так. Отлично! Тоже сломаны кости. Тоже разбита рожа. Еще вот так дать, от души, под дых. И — последний удар — послать его туда, откуда не возвращаются. В последнюю темноту.

Он уже не слышал криков, поднявшихся вокруг него. Не видел тех, кто бросился к нему. Он попятился к двери. В голове мутилось. Тошнило. Он понимал одно: он жив. Зря он сам вызвал на бой эту сволочь. Ну ничего, проверка на вшивость увенчалась успехом. Успехом?! Делай ноги, Чек, пока жив! Пока ноги твои шевелятся! Делай ноги! Это логово… яма, где шевелятся, сплетаясь в клубок, змеи…

1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 116
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?