Игрушки дома Баллантайн - Анна Семироль

— А фейерверки? — робко спрашивает Уильям.

— Увидите еще! Ну, догоняйте мистера Дона! Поторопитесь!

Вчетвером они поднимаются на огороженную площадку у самой кромки океана. В выходные здесь устраиваются танцы, сейчас же площадку отдали барабанщикам. Большинство из них Эвелин знает по вудупанку, приветствует их легким кивком. Пока Дон о чем-то говорит с задающим ритм музыкантом, Ева всматривается в темное небо над океаном. Близнецы, которых она крепко держит за руки, выглядят испуганными и подавленными.

— Ну, я договорился, — докладывает подошедший Дон. — Раз ребятки будут вести, им бы поближе к барабанщикам встать.

— Мы сядем, — еле слышно говорит Сибил. — Стоя нельзя играть.

Ева подталкивает их вперед, близнецы медлят.

— Ну вы что? — удивляется Эвелин. — Играем! Втроем, перед всеми!

Сибил крепко-крепко обнимает брата, что-то шепчет ему на ухо. Он гладит сестру по щеке, грустно кивает. Оба садятся на деревянный пол, смотрят друг другу в глаза, поднимают руки. Хлопок над головой, хлопок по коленям, хлопок по ладоням сидящего напротив.

Море видит высоко, Море ходит далеко…

Первые слова звучат совсем тихо, приглушенные звонкими шлепками ладоней. Громкость нарастает постепенно, ритм становится четким, его подхватывают барабанщики. Налетает порыв ветра — не теплый, легкий бриз, а ледяной, сырой, с запахом гниющих водорослей.

Будет ночь совсем без звезд, Будут волны в полный рост…

Ева встает на цыпочки, улыбаясь, как пьяная, — бессмысленно и счастливо. Вскидывает руки над головой, подхватывает ритм и считалку близнецов. Холодный ветер треплет остриженные волосы, широкие шелковые штанины. Люди на побережье замирают, прислушиваясь к низкому, рокочущему звуку, внезапно прокатившемуся над океаном.

Эвелин выводит первый звук Имени Воды, добавляя в него ноту, от которой у Дона мороз проходит по коже. Первый звук замирает, сменяется вторым, третьим…

— Мадан, не надо! — кричит Дон, охваченный непонятным ужасом, но поздно.

Ева тянет последний звук Имени — низкий и тоскливый, похожий на собачий вой. Ветер подхватывает его, множит, усиливает. Близнецы выкрикивают последние слова считалки, зажмурившись:

Алый ветер, ржавый снег, Старый Мудрый спит на дне. Кто пойдет его будить? Выходи, тебе водить!

Над берегом воцаряется тишина. Не слышно ни голосов, ни шума волн. Океан застывает гигантским черным зеркалом. Испуганные люди озираются по сторонам, силясь понять, что происходит. Небо стремительно заволакивают тучи — серые, словно подсвеченные изнутри. На землю обрушиваются струи холодного дождя. Далеко-далеко появляется, нарастая, глухой рокот.

— Кони… — глотая слезы, выдыхает Сибил и бросается в объятья брата.

По океанской глади несется к берегу табун молочно-белых коней. С огромной скоростью приближается к остолбеневшим от изумления горожанам. Ева прыгает на месте, хлопая в ладоши, как ребенок, хохочет. По толпе прокатывается крик ужаса: кони летят на людей, не сбавляя скорости.

— Иди ко мне! — кричит Эвелин. — Иди же!

Сибил и Уильям первыми приходят в себя и с диким визгом бросаются прочь. Лошади вылетают на берег, подминая под копыта людей. Громадный белый конь останавливается перед Эвелин, фыркает, обдавая ее лицо холодом. Ева вынимает из кармана брюк веревку, сплетенную из собственной косы, надевает импровизированную уздечку на морду зверя. Подпрыгивает, хватается за гриву. Под пальцами — песок и морская пена, но за них так легко держаться. Мгновение — и Ева уже на коне верхом. Качнувшись, усаживается ровно, бьет скакуна пятками в бока и восторженно визжит:

— Их-х-ха-а-а!!!

Белый морской конь галопом несется по пляжу, увлекая за собой весь табун. Тяжелые копыта сбивают с ног бегущих людей, ступают по спинам и головам, окрашиваясь алым. Табун мчится по побережью, оставляя след из изломанных, растоптанных тел. Эвелин направляет своего скакуна в город, уводя коней за собой.

Вслед за лошадьми из океана приходит волна высотой в семь ярдов и обрушивается стеной, сметая все на своем пути.

— Мама-а-а-а! — сливаются в единый крик сотни голосов.

За первой волной приходит вторая, третья. Океан медленно наползает на сушу, выбрасывая на берег холодные водяные щупальца.

* * *

Этьен Легран просыпается среди ночи мокрым от пота, руки дрожат. По всему городу протяжно воют сирены. Этьен открывает окно, и в спальню врывается холодный косой ливень.

— Что происходит-то? — удивленно произносит Этьен.

Он бегом спускается на первый этаж, зажигает свет в холле, хватает телефонную трубку.

— Мисс! Алло! Мисс, соедините меня с квартирой мэра. Черт, номер… Сейчас.

Он называет номер, ждет. Трубка долго молчит, и Этьен не выдерживает:

— Мисс, что происходит в городе, не подска… Мистер Ирвинг, это Этьен, прошу прощения за ночной звонок. Что случилось? Почему сирены? Потоп? Невозможно! Maman дома, надеюсь? Нет, никто из моих вудупанков не прича… Что?!

Связь прерывается. С минуту Этьен стоит и смотрит в одну точку. Потом бережно опускает телефонную трубку на рычажки и возвращается в спальню. Натягивает брюки, садится на кровать. Слушает в оцепенении, как барабанит по жестяному подоконнику дождь и надсадно воют сирены. Смотрит на стенные часы: стрелки словно застряли на трех четвертях третьего.

С комода на Леграна печально глядит маленькая кукла вуду с тонкими льняными косичками. Этьен вертит ее в пальцах, подкидывает на ладони.

«Это не Ева, — крутится в голове единственная мысль. — Это не может быть Ева».

Он относит фигурку в рабочий кабинет, прячет в шкатулку с документами. Бросает короткий взгляд на сидящего в углу автоматона. Вспышкой-воспоминанием мелькает перед глазами русоволосая девушка, поглаживающая механическое плечо: «Если твоя жизнь искусственна и не наполнена смыслом, она пуста».

— Чем же ты наполняешь свою жизнь, Эвелин? — вопрошает Этьен в пустоту.

Чтобы как-то справиться с растущим волнением, Легран пытается отвлечься на дела. Пишет ответ на письмо партнера по бизнесу, собирает гри-гри и заговаривает его на везение в азартных играх для очередного важного клиента. Грохот дождевых струй по подоконнику мешает, действует на нервы. Легран спускается к телефону, желая позвонить друзьям, но линия занята.

Он идет в оранжерею, включает свет. Крупная серая игуана выползает из зарослей переплетенных лиан, шурша хвостом по опавшим листьям и лепесткам, ожидая корма. Этьен гладит шершавую шкуру животного, приносит с кухни манго и банан, режет их и скармливает игуане ломтики.

Наверху слышится звон бьющегося стекла, Этьен поспешно ставит на пол тарелку с фруктами для ящерицы и бегом возвращается на второй этаж. Оказывается, порывом ветра распахнуло створку окна, она свалила на пол торшер, разбив вдребезги причудливый абажур из муранского стекла.