Хозяин Проливов - Ольга Игоревна Елисеева

Первого гонца убили на подступах к Горгипии разрозненные банды сторонниц Тиргитао, не признавших Бреселиду царицей. На обратном пути Ярмес дивился в душе: как архонт не подумал о такой возможности? Меотянки дали волку коня, но он по привычке взгромоздился с Уммой на одну лошадь. Медведица не возражала. Они давно сговорились, как только установится мир, вместе покинуть войско, забрать соплеменников Ярмеса, тоже обзаведшихся женщинами, и уйти в родные горы над Цемесской бухтой, чтоб основать свой род. Но пока… Пока пантикапейский берег приближался серой полосой, а на нем шел бой, из которого ни Ярмес, ни Умма могли не выйти живыми.

Большой помощи «амазонки» не оказали, потому что были слишком измучены переправой. Но потрясение, вызванное у врага одним их видом, сыграло грекам на руку. В довершение ко всему далеко за спиной войска Аданфарса запели рожки, и внутри скифской кавалерии началась сумятица. Это резерв Асандра наконец прорвался через заграждение из телег, которое степняки выставили у себя в тылу, чтоб избежать удара в спину. Удар действительно оказался слабее, чем рассчитывал архонт, но сейчас и такая помощь была кстати.

Завертелась новая страшная карусель. Все боевые порядки смешались. Ополченцы, гоплиты, тяжелые и легкие конники, меоты, скифы, греки уже нигде не составляли единой массы и дрались, как звери, не в силах остановиться, пока не прикончат своего противника.

Издалека Левкон различал сверкающий плащ Ареты, кованный из сотен невесомых золотых колечек. Он сиял, как солнце. Гиппарх попробовал пробиться на левый фланг, где танцевал ее конь, но Колоксай оттеснило куда-то далеко вперед и с размаху швырнуло прямо в ряды прорвавшегося резерва. Здесь она на секунду нос к носу столкнулась с Асандром, но оба не узнали друг друга и были растащены сражающимися в разные стороны.

Умма прикрывала спину Бреселиды и вертела во все стороны головой в надежде найти глазами Ярмеса. Но тот лежал на берегу, так и не вступив в бой, — он был измучен двойной переправой через пролив. «Ничего, — думала медведица, орудуя боевым топором. — Я его отогрею. Только бы все поскорее кончилось…»

Сама царица безуспешно пыталась прорваться к Золотой Колыбели, возле которой все еще дрались немногочисленные гоплиты. Аданфарс, растерявший управление войсками и не уверенный уже в победе, со злостью бросил свою личную охрану на меотянок. Все, чего он хотел сейчас, — убить их проклятую царицу за то, что ей не сиделось на той стороне пролива.

— Живая или мертвая, она мне нужна! — кричал он в спины своим всадникам. — Ее будут таскать за волосы по кругу! Я отдам ее рабам на потеху!

— Успокойся, — вдруг услышал он свистящий шепот у себя за спиной и почти тут же испытал удар острой бронзы в зазор между шлемом и шеей, где задрался кожаный подшлемник.

— Все-таки я убила скифского царя, — бесстрастно констатировала Колоксай.

На нее налетели несколько отступающих скифов, тесня лошадь меотянки крупами своих коней. Они даже не видели, что скачут по телу собственного владыки, втаптывая его спину в грязь.

Бреселида не смогла отмахаться от двоих сильных всадников, напавших на нее по приказу Аданфарса. Они считали, что ее надо взять живой, поэтому царица меотянок получила удары тупыми концами пик в бок, в руку и в бедро. Но не упала, один из врагов подхватил ее, чтоб перекинуть через седло.

Увидев это, Делайс бросил Золотую Колыбель на произвол судьбы и, вскочив на первого попавшегося коня, потерявшего всадника, понесся наперерез скифам. К нему присоединилось несколько катафрактариев. Вместе они отбили Бреселиду. Архонт принял ее на вытянутые руки и положил на землю. Для него бой был закончен. Да и для многих других тоже.

Скифы бежали.

Несмотря на страшные потери, оставшиеся в живых пантикапейцы обнимали друг друга и гроздьями висели на удилах меотийских лошадей, словно это «амазонки» принесли с собой победу.

— Я хочу встать. — Голос Бреселиды был достаточно твердым, хотя слова давались ей с трудом.

Ее подняли, и, держась рукой за бок, она стояла прямо перед Делайсом, не позволяя ему поддержать себя. Вокруг стали собираться разрозненные горстки победителей. На них жалко было смотреть. Такими усталыми, окровавленными и оборванными они были.

— Царь, — обратилась к архонту Бреселида. — Верни нам наших мужчин.

Делайс склонил перед ней голову и ответил, как и должен был ответить:

— Все мужчины на этом берегу — ваши.

Именно так чувствовали в этот момент оставшиеся в живых после страшного боя люди.

— Я хочу успокоить ребенка в Золотой Колыбели, — уже очень тихо сказала Бреселида.

Делайс и Арета под руки отвели, почти отнесли царицу, к Люльке Богов, и она опустила в нее белые усталые руки. Многие потом говорили, что слышали, как на дне кто-то хихикнул и весело забрякал погремушкой.

Царица Амазонок сняла свой пояс, чего всадницы не делали никогда, и, звякая золотым набором пластин, потрясла им, как гирляндой колокольчиков. Они с Делайсам стояли над Колыбелью, покачивая ее руками за края. А вслед за ними искали, находили друг друга и шли под благословение Люльки Богов другие разорванные войной пары. Никто из них не знал, что сражение, закончившееся на земле, еще продолжается на небесах.

Битвы богов совсем не то, что битвы людей. Люди умирают легко. Боги же умереть не могут. И даже когда терпят поражение, не кончают с собой от позора, а уползают за изогнутый край вселенной зализывать раны вдали от чужих глаз.

Золотая Колыбель царя Делайса сделала пантикапейское войско непобедимым в глазах скифов. Но и для богов, незримо паривших над схваткой, она послужила сигналом о том, на чью сторону склонится победа.

Арес, всегда покровительствовавший всадницам, сомкнул свой золотой пояс на чреслах новой царицы «амазонок», и кровожадные гарпии, носившиеся над полем в поисках добычи, побежали от нее прочь.

Сам бог неистовой брани вепрем скакал среди меотянок, кровавыми клыками разрывая их врагов. Завидев мрачного хромца Гефеста, подававшего Зевсу из расщелины в земле все новые и новые молнии, он пустился за ним. Копейщик гонял мужа Урании с такой яростью, с какой может гонять только любовник, не раз застигнутый врасплох и наконец получивший право отыграться. Кузнецу пришел бы конец, если б сама Афродита не возникла перед гневным Аресом и, вытянув руки вперед, не закрыла бы ненавистного супруга от позорных побоев копейщика. Она обещала одному вернуться, а другому остаться, лишь бы они наконец расцепились. Оба не соглашались, и только сутолока боя, закрутив, разъединила вечных соперников.

Артемида явилась на поле с полчищами своих медведей, псов и златорогих ланей, которые оказались охочи до крови, как сами боги. С гиканьем и свистом она носилась по берегу из края в край, осыпая врагов стрелами. Ее солнечный брат летал над полем на своем крылатом коне, одно присутствие которого дарило воинам вдохновение схватки.