Семь диких сестер - Чарльз де Линт

– Меня зовут Сара Джейн, – перебила я. – Сара Джейн Диллард.

Он вздохнул:

– Для начала – не стоит в этих лесах сообщать свое имя первому встречному.

– И между прочим, он прав, – поддержала тетушка Лилиан.

– Я о вас столько слышала! – призналась я. – Вы уже для меня вроде бы и не совсем незнакомец.

– Самый что ни на есть незнакомец, вот он кто, – не согласилась тетушка. – Именно так называют тех, кого ни разу не видели.

– Мы с Лили все кружим вокруг да около, словно два старых пса, – снова заговорил Яблоневый Человек, – и это оттого, что людям очень опасно быть с фейри. В смертном это может пробудить голод, утолить который невозможно. Человек будет до конца дней своих таять от тоски о том, чем невозможно обладать и кем невозможно сделаться, – и с годами этой тоске суждено лишь усиливаться. Так было не всегда, но миры наши разошлись давным-давно, и долгие годы минули с той поры, когда магия наполняла самый воздух. Теперь же она превратилась в нечто тайное и необычное.

– Ну, снова его понесло, – проворчала себе под нос тетушка Лилиан.

Это прозвучало совсем беззлобно. Я вообще не помню, чтобы тетушка Лилиан сердилась по-настоящему, но знала, что этот старый спор с Яблоневым Человеком неизменно ее раздражал.

Наш собеседник не обратил внимания на ее слова.

– Как ты теперь себя чувствуешь, Сара Джейн? – спросил он.

«Странный вопрос», – сказала я про себя сначала, но задумалась. Правда, как я себя чувствую? Необычно, это уж точно. Мягко говоря, немного не в своей тарелке, ведь вещи, в которые я едва верила, вдруг оказались правдой. В моей голове уже сработал эффект домино: если кто-то может выйти из дерева, где гарантия, что никто не высунется из миски с салатом, когда я сяду перекусить? Я подняла взгляд на луну: кто ее знает, может, она полая и сделана из сыра, а внутри живет круглолицый старичок?

Где заканчивается реальный мир и начинается магия? А что, если возможно буквально все?

Если так подумать, мир вокруг покажется непомерно большим, а самая малая малость вдруг станет очень сложной. Земля под нашим одеялом вдруг стала зыбкой трясиной – мы того и гляди провалимся и, возможно, окольными путями доберемся до какого-нибудь царства фейри, откуда возврата не будет.

– Наверное, я чувствую себя как-то иначе, – выдавила я наконец. – Но точно не смогу объяснить. Словно все изменилось, но осталось прежним. Каждая вещь выглядит как две, одна над другой.

Дух кивнул, но, прежде чем успел заговорить, вмешалась тетушка Лилиан:

– А что прикажешь нам делать с корневиком?

Яблоневый Человек обернулся к ней:

– Ночь скрывает множество ушей. Лучше бы нам поговорить внутри.

– Ты всегда желанный гость в моем доме, – пожала плечами тетушка Лилиан.

Увидеть живого Яблоневого Человека и убедиться, что он существует, – вот уж было странно. Но еще страннее стало, когда он вошел в дом тетушки Лилиан. В кухне он выглядел даже выше, чем в саду. Выше и тоньше. И куда растрепаннее. Птичье гнездо его прически, казалось, расширилось вдвое – все эти листочки, веточки и колючки и еще бог знает что. И был еще этот резкий дикий аромат. По большей части пахло яблоками, но с примесью мускуса, и почему-то от этого я забеспокоилась. Мы разместились вокруг кухонного стола, но колени Яблоневого Человека оказались слишком высоко, так что пришлось ему усесться боком и вытянуть свои длинные извилистые ноги вдоль пола.

Я сбегала за корневиком и поставила корзинку перед Яблоневым Человеком. Раненый все еще был без сознания, но тетушка Лилиан сказала, что он как будто спит. Наш гость с ней согласился.

– Они выносливые, эти ребятки, – заметил он. – Должен выкарабкаться… Говоришь, сколько было стрел?

Я только раскрыла рот, но тут снаружи послышалось низкое скорбное завывание. Это же Корни! Конечно, не очень-то ему весело сидеть запертым в хлеву вместе с тетушкиной коровой Хенни и кучкой полудиких кошек.

– Сто тридцать семь, – ответила я.

Яблоневый Человек кивнул:

– Надо думать, парень не на шутку с кем-то повздорил. Обычно пчелиные фейри пустят жало-другое, просто чтобы напомнить, с кем имеешь дело. Но может быть по-всякому, да, может быть.

– А почему они враждуют? – спросила я.

– Об этом поется в песне.

– Тетушка Лилиан говорила, что есть такая песня, но никак не могла припомнить слов.

– Корневик полюбил девушку из пчелиных фейри и забрал ее из родного улья. Раньше все знали эту песню.

И он запел тихим голосом:

Где-то на середине тетушка Лилиан принялась подпевать. У них очень красиво сливались голоса. Получался такой взаправдашний звук, в точности как у Лорел и Бесс, когда те пели дуэтом.

– Вообще-то, здорово смахивает на «Шейди Гроув», – заметила я.

– Старые мелодии, они ведь так и ходят по кругу, – улыбнулся Яблоневый Человек. – У них постоянно меняются названия или слова.

– Но почему же пчелиные фейри и фейри жив-корня так рассердились друг на друга? – не унималась я. – Ведь любовь – это когда все счастливы.

Яблоневый Человек покосился на тетушку Лилиан и снова перевел взгляд на меня.

– Девушка, которую в песне похитил корневик, была принцессой, – пояснил он. – Пчелиные фейри очень разгневались оттого, что столь высокородная леди из их племени обитает где-то во тьме лесной, в подземной норе. Так с тех пор их мир и не берет.

– Очень похоже на остальные распри в этих холмах, – сказала я. – Начинается все с ерунды, да так и идет, а потом уже никто не может сказать, в чем причина. Они знают, что им не положено любить друг друга, и все тут.

Яблоневый Человек снова кивнул:

– А ведь не так сильно мы с тобой отличаемся – во многих смыслах.

– Вот уж упертый так упертый, – вставила тетушка Лилиан.

И он снова посмотрел на нее как-то по-особенному – грустно, а может, и мечтательно. Я тогда задумалась об этих двоих. Тетушка Лилиан говорила о Яблоневом Человеке только как о друге, никогда я не слышала от нее ничего другого. Но сейчас она немножко напоминала мне Эйди, случайно повстречавшую бывшего ухажера.

Если они и были парой, наверное, все прекратилось из-за него, сообразила я. Ясное дело, тетушка Лилиан грустила из-за этого. Но теперь мне показалось, что и Яблоневый Человек грустил не меньше.