Пока красотка спит - Мэри Хиггинс Кларк

* * *

По понедельникам у Денни Адлера был выходной. Он рассчитывал, что потратит его, наблюдая за Нив Керни, но в воскресение вечером его позвали к телефону, стоящему в холле дома, где он снимал меблированную комнату.

Менеджер кафе звал Денни поработать завтра, потому что он уволил продавца. "Я сделал кое-какие подсчеты — этот сукин сын запускал-таки свою лапу в кассу. Так что завтра ты мне нужен ".

Денни чертыхнулся про себя. Но надо быть идиотом, чтобы отказаться.

"Я приду, " — буркнул он. Повесив трубку, он подумал о Нив Керни и вспомнил ее улыбку, когда принес ей ланч, ее угольно-черные волосы, эффектно оттенявшие лицо, ее грудь, обтянутую модным свитером. Большой Чарли говорил, что по понедельникам после обеда она ходит на 7-ую Авеню. Это значит, что после работы не стоит и пытаться ее поймать. Ну что ж, и у него на этот вечер другие планы, которые не хотелось бы ломать — у него свидание с официанткой из бара напротив.

Возвращаясь через сырой, воняющий мочой холл к себе в комнату, Денни подумал: «Следующего понедельника ты уже не увидишь, детка».

Детка, слов нет, хороша. Правда, спустя несколько недель, проведенных на кладбище, вряд ли она будет также соблазнительно выглядеть.

* * *

Вторую половину понедельника Нив всегда проводила на Седьмой — авеню. Она любила шумную неразбериху Гармента, запруженные тротуары, узкие мостовые, с обеих сторон заставленные грузовиками, подвозившими товар; ей нравилось смотреть на мальчишек-посыльных, ловко снующих между людьми и машинами, ее увлекала атмосфера занятости и спешки, царившая повсюду в этом районе.

Когда ей было лет восемь, она начала ходить сюда с Ренатой. Несмотря на протесты Майлса, Рената устроилась работать на неполный рабочий день в магазине готового платья на 72-ой улице, всего в двух кварталах от дома. А потом пожилой хозяин обратился к ней с предложением купить магазин. Нив живо представила Ренату, упрямо качающую головой в то время, как немолодой дизайнер предпринимал очередную попытку переубедить ее по поводу своих моделей.

"Когда женщина садится в этом платье, оно задирается, " — говорила Рената. Когда она сердилась, ее итальянский акцент становился заметнее. «Женщина должна надеть платье, посмотреться в зеркало, чтобы проверить, не спустилась ли на ее чулке петля, и после этого вообще забыть, что на ней надето. Она должна ощущать одежду, как свою вторую кожу». Рената произносила «ко-ожу».

У нее был верный глаз на модельеров. У Нив до сих хранится брошь в виде камеи, которую один из них подарил Ренате — она была первой, кто стал продавать его модели. «Твоя мама дала мне „старт“, — часто вспоминал Джакоб Голд. — Прекрасная женщина; а как она чувствовала моду! Ты пошла в нее». Для Нив это была высшая оценка.

Пересекая с запада 7-ую Авеню, Нив пыталась разобраться, что же ее так тревожит. Это было очень неопределенное ощущение, но постоянное, как пульсирующее нытье больного зуба. Она отдернула себя: «Скоро я буду, как те полные суеверий ирландцы, которые всегда „чувствуют“ какие-то неприятности на каждом шагу».

В «Артлес спортвеар» она заказала льняные рубашки с подходящими к ним шортами «бермуды». «Мне нравятся пастельные тона, — бормотала она, — но к этим надо что-то необычное».

«Мы можем предложить блузу». Держа в руке блокнот для заказов, продавец указывал на вешалки, где были светлые нейлоновые блузки с белыми пуговицами.

«Ну, это больше подошло бы к школьному джемперу». Нив прошлась по комнате, потом заметила цветные футболки. «Вот это то, что мне надо». Она выбрала несколько разных цветов и приложила их к костюмам. «Это — к персиковому; эта — к лиловому. Теперь, кажется, все».

У Виктора Коста она нашла шифоновое платье в романтическом духе с вырезом — лодочкой, которое одиноко болталось на вешалке. И снова перед ее глазами встала Рената — Рената в черном бархате от Виктора Коста, собирающаяся с Майлсом на Новогодний вечер. На шее — подарок Майлса на Рождество — жемчужное ожерелье с букетиком из крошечных бриллиантиков.

"Мама, ты как принцесса, " — сказала ей Нив. Этот момент прочно отпечатался у Нив в памяти. Она так гордилась ими обоими! Майлс, подтянутый и элегантный, с шевелюрой, уже кое-где тронутой сединой, и Рената — тоненькая, с уложенными на затылке угольно-черными волосами.

На следующий Новый Год к ним пришли лишь несколько человек. Отец Дэвин Стэнтон, который получил сейчас сан епископа. Дядюшка Сал, тогда еще изо всех сил сражавшийся за звание кутюрье. Комиссар Херб Шварц, заместитель Майлса, с женой. Уже было семь недель, как не стало Ренаты...

Нив заметила, что продавец терпеливо ждет, стоя рядом. «Я ищу шерстяную одежду, — пояснила она, — Но сейчас уже не сезон, не так ли?»

Она сделала заказ, заскочила еще в три магазина, помеченные в ее списке и, как начало темнеть, отправилась повидаться с дядюшкой Салом.

Демонстрационные залы Энтони делла Сальва были сейчас раскиданы по всему Гарменту: коллекция спортивной одежды располагалась в западной части 37-ой-улицы, украшения и различные аксессуары — на западе 35-ой, а патентная контора на 6-ой авеню. Но Нив знала, где его искать. Она направилась прямо к нему в офис на западе 36-ой улицы. Когда-то он начинал там, снимая две крошечные комнатушки, а сейчас в его распоряжении были роскошно обставленные три этажа. Энтони делла Сальва — Сальваторе Эспозито из Бронкса — котировался как дизайнер уровня Билла Бласса, Келвина Кляйна и Оскара де ла Ренты.

Переходя 37-ую улицу, Нив лицом к лицу столкнулась с Гордоном Стюбером. Она растерялась. Тот выглядел одетым с иголочки: в темном кашемировом пиджаке поверх бежевого с коричневым пуловера, в темно-коричневых брюках и мокасинах от Гуччи. С блестящими каштановыми волосами и открытым лицом, с тонкой талией и широкими плечами, Гордон Стюбер легко мог бы сделать блестящую карьеру модели. Вместо этого, в свои сорок лет, он был расчетливым дельцом с поразительной способностью отыскивать молодых дизайнеров и эксплуатировать их, пока те не сбегали от него.

Это благодаря им, его направление в женском платье и костюмах было свежим и пикантным. «Неужели ему все мало, если он из экономии использует нелегальных рабочих?» — подумала Нив, холодно взглянув на него. И если у него проблемы с налогами, как дал понять Сал, то она очень рада.

Они прошли друг мимо друга молча, но Нив показалось, что ее обдало волной ненависти. Она где-то читала, что каждый человек окружен аурой определенного цвета в зависимости от настроения. Она предпочла бы не знать, какого цвета сейчас аура Стюбера. Нив заспешила к Салу.

Завидев девушку, секретарша тут же позвонила в кабинет шефу. И почти в то же мгновение Энтони делла Сальва, дядюшка Сал, появился собственной персоной. Его пухлое розовощекое лицо осветилось улыбкой, когда он торопливо обнял Нив.

Она тоже улыбнулась, разглядев его наряд. Сал был ходячей рекламой собственной весенней коллекции. Его интерпретация костюма «сафари» являла собой нечто среднее между одеждой парашютиста и лохмотьями Бродяжки Джима в его лучшие времена. "Мне очень нравится. Через месяц это будет носить вест Ист-Хэмптон, " — целуя его, одобрительно сказала Нив.