Клуб первых жен - Оливия Голдсмит

Отца мое решение совершенно подкосило. Оно было для него последней каплей. После этого Стюарт перестал со мной разговаривать.

Остальное, я полагаю, тебе известно: Джил стал президентом и три года спустя продал фирму «Федерейтид Фандз», после чего она получила название «Федерейтид Фандз Дуглас Уиттер». О Своннах речи уже не шло. Но прежде чем это случилось, он пришел ко мне и попросил подписать доверенность. Когда я отказалась доверить ему все мои акции и ценные бумаги, он сделал мою жизнь просто невыносимой. Но Джил был для меня всем. И я вновь выбрала его.

Потом мы пережили коматозное состояние Карлы. Мне опять надо было делать выбор. И, как и прежде, против всех своих инстинктов, я выбрала его.

А когда он завладел всем – именем моей семьи, моими деньгами, моими связями, моими детьми, – тогда он в открытую затеял отвратительную интрижку с той женщиной из Бирмингема. Об этом писали даже деловые журналы, а уж все подробности мне сообщали мои «друзья». Я умоляла Джила не оставлять меня, но он, конечно, ушел.

Возможно, тебе покажется, что смерть ребенка и предательство мужа недостаточные основания для самоубийства, но я не смогу больше вынести ни одного дня. Нам дается только одна жизнь, и свою я бесповоротно погубила. Глупая и слабая до конца, терпеть эту боль у меня больше нет сил.

Я ЕГО ВЫБРАЛА САМА, АННИ. Я БЫЛА ЭГОИСТКОЙ И ГЛУПОЙ И ДОЛЖНА ЗАПЛАТИТЬ ЗА СВОЮ ОШИБКУ. Ради него я убила своего ребенка, разорила своего отца, я отдала ему всю себя, и теперь у меня ничего не осталось. Слишком ужасно продолжать все это. Боже, смилуйся надо мной. Простите».

На этом письмо кончалось. Синтия его даже не подписала.

– О Боже, – произнесла Анни вслух.

Она опустила голову на грудь, руки ее были холодны и дрожали, а вместе с ними дрожало и письмо в руках. Она подошла к окну и посмотрела на серые бархатные облака в темнеющем небе. У нее внезапно закружилась голова, она почувствовала тошноту и на какое-то мгновение даже испугалась, что ее вырвет.

Джил был настоящим чудовищем. Из этого письма она узнала все его грязные маленькие секреты. Он убил Синтию. День за днем, теперь Анни это знала, Джил убивал Синтию.

За все годы их дружбы Синтия ни разу и словом не обмолвилась о своих отношениях с Джилом. Анни и вообразить себе ничего такого не могла.

Затем она стала думать о телефонном звонке Джила. Он обманул и использовал ее точно так же, как Синтию. Она помогла ему уже тем, что пригласила людей и придала похоронам приличный вид. Она поймалась как дурочка, а ведь хотела только одного – сделать для Синтии последнее доброе дело.

Анни почувствовала, что не в состоянии одна переживать грубую жестокость Джила. Ей просто необходимо показать кому-нибудь это письмо. Хватит секретов, к черту, думала она. Ее вновь охватила дурнота, и стало холодно. Как одинока была Синтия. У Анни сжало грудь от боли. Это было невыносимо.

«Мы – поколение мазохистов, – размышляла она. – Бренди, Синтия, я, Элиз. Жалкая кучка неудачниц. – Внезапно ее охватил гнев. – Мне надоело все, – сказала она себе, – надоело быть леди, надоело быть матерью, надоело быть хорошей девочкой. Глупой, пассивной. Пора с этим покончить.

Я могла бы задушить Джила своими собственными руками, – думала она в бешенстве. – Он лишил Синтию всего: ребенка, состояния, семьи, достоинства. Он погубил ее и опозорил. Позор и убил ее. Точнее, ее убил Джил.

А судьба Бренды. Морти обхитрил ее, опозорил, а она все стерпела. Она помогла ему создать свое дело, а после он ее вышвырнул, лишил причитающейся ей доли. Бренда даже не в состоянии вовремя выплачивать взносы за кооперативную квартиру, и соседи настойчиво требуют от нее уплаты долга. Какое унижение! Морти каждый месяц задерживает выплату алиментов, и она должна вымаливать то, что причитается ей по праву и по закону.

И даже Элиз, которая выглядит такой холодной, уверенной, неуязвимой. Сколько же она натерпелась от этого ничтожества Билла Атчинсона. Он оскорбляет Элиз своими бесконечными любовными историями, и все сходит ему с рук. Все в Гринвиче знают, что он не пропускает ни одной секретарши, ни одной горничной. Элиз красивая, талантливая женщина, но Биллу до этого и дела нет. Как и Бренда, Элиз рада подбирать любые крошки, которые бросает ей муж.

Но разве только они несчастны, – подумала Анни. – Давай-ка будем честными. Аарон оставил тебя и твою дочь, предоставив одной заботиться о Сильви, будто его обязанности по отношению к ребенку потеряли силу, как только он выехал из дома. Хорошо, пусть он не так плох, как другие, пусть он не монстр, не развратник, он не убил тебя, но он плохо поступил с тобой. Согласись с этим. Он говорил, что любит тебя, но ушел, когда стало трудно».

Анни необходимо было с кем-то поговорить, поделиться своими мыслями об этом ужасном письме. Кому же она может позвонить? Она подумала о Бренде. Она была хорошим другом, человеком большой души, но иногда как бы немного бесчувственной. Ладно, Бренда так Бренда.

У Бренды телефон не отвечал, и следующий звонок Анни сделала Элиз. Анни знала, что у Элиз утонченная, чувствительная натура, но в ней нет той сердечности, которой обладала Бренда.

У Элиз тоже никто не брал трубку. Анни почувствовала, что ее гнев сменяется печалью. В сущности, в ее жизни был только один человек, сочетавший в себе все черты, которые она хотела бы видеть у друга, – это был ее сын Крис. Несмотря на его сердечность и доброту, она не хотела взваливать на него все это. Но человек не в состоянии пережить такое в одиночку, подумала Анни, и Синтия тому пример.

После траурной церемонии Бренда рассталась с Анни и Элиз и пошла по Мэдисон-авеню в сторону жилых кварталов. Она, конечо, могла взять такси, но предпочла идти пешком. Только сейчас она почувствовала, что хочет есть. Еще не было и полудня, но она уже умирала от голода. Порывшись в сумочке, Бренда нашла пол-плитки шоколада и тут же ее съела, но голод не прошел. Слава Богу, недалеко была пирожковая «Гринбергз». Но она оказалась закрыта.

Ну ладно, она найдет что-нибудь еще. Сегодня ей нечего делать, а встала она в семь утра, поэтому неплохо бы не торопясь перекусить. Сейчас ей не хотелось соблюдать всякие там диеты. Не то чтобы она расстроилась из-за Синтии Гриффин, вовсе нет. Эта женщина была холодной сукой, и она получила все, что заслужила. Бренда помнила, как ее Тони, одного из всего класса, не пригласили на день рождения к Карле Гриффин. Ничто так не обижает людей, как боль, причиненная их детям. Это было в том году, когда они переехали в Гринвич, а в следующем году они оттуда уже уехали. За все это время только Анни и отнеслась к ним по-человечески, но Анни всегда ко всем хорошо относится. В то время она и Аарон боролись за медаль «Подвижник месяца».

«Кому нужна была вся эта ерунда с Гринвичем и населяющими его белыми англосаксонскими протестантами?» – размышляла Бренда. Гольфом или еще чем-нибудь в этом роде Бренда не увлекалась, и, уж конечно, они переехали не ради Тони или Анжелы, хотя ее муж так и говорил. На самом деле это было сделано ради самого Морти, как и все остальное.