Рай под колпаком - Виталий Забирко

Я выпил залпом еще стакан коньяку, но облегчения, что мое закодированное имя никому не известно, не испытал. Сейчас неизвестно, а позже… Подойдет ко мне кто-нибудь на улице, попросит прикурить, а затем, вместо благодарности, скажет что-нибудь типа «Ауфлемэ» — и будьте любезны, извольте обслужить клиента в похоронном бюро.

Но когда меня могли закодировать?! В спецподразделении, что ли? Вряд ли — по данным медицинского обследования, степень моей внушаемости равна нулю… Что же касается имени, то есть агентурной клички, то ее не успели присвоить, поскольку я был отчислен из спецшколы из-за нетолерантности (как сказал на прощание капитан-наставник: «Завидую твоей реакции, но в разведку с тобой бы не пошел. Ты, парень, себе на уме и сам по себе. А у нас товарищество выше всего ценится и должно быть сильнее кровного родства»). Была, правда, предварительная кличка — Везунчик из-за того, что я у всех в казарме выигрывал в карты. Но это по-русски, а не по-йорокски, к тому же меня так не раз вслух называли в букмекерских конторах, когда получал выигрыши, — и ничего, кондрашка не хватила…

С другой стороны… А стоило ли верить, что степень моей внушаемости нулевая? Кто даст гарантию, что доведенные до меня сведения медкомиссии достоверны? Нулевую степень внушаемости тоже можно внушить, а перед этим еще и кодовое имя… Имя смертника-камикадзе.

Но зачем кому-то «выключать» меня из жизни? Что я мог знать такого, из-за чего на меня началась охота? До сегодняшнего дня и не подозревал, что есть еще люди с такими же уникальными способностями. Разве что на интуитивном уровне, не более. К тому же если меня хотели убрать, то знать мое кодовое имя не обязательно. Выстрел в голову, и, как сказал таинственный попутчик в «Жигулях»: «мозги по ветровому стеклу»… А знал он не только то, что меня в голову стрелять нужно, но и о моем болевом пороге. Не напрасно мое сознание отключил не ударом в нервный центр, а электрошокером.

И тут я впервые подумал, что мои уникальные способности могут не иметь никакого отношения к естественной наследственности. Насколько помню, ни мать, ни отец ничем подобным не отличались. Обычные, нормальные люди… От этой мысли меня передернуло, я взболтал коньяк в бутылке и, запрокинув голову, начал пить из горлышка. Торопясь, взахлеб, чтобы дикие предположения не лезли в голову.

Напрасно я заглушил мысли алкоголем и не позволил себе аналитического осмысления перипетий сегодняшнего дня. Коньяк добрался-таки до мозга, затуманил сознание, и я, найдя в себе силы все-таки раздеться, повалился на диван и мгновенно уснул. А дикие предположения трансформировались в кошмарный, бессвязный сон.

Снилось мне, что я сижу, привязанный к некоему подобию зубоврачебного кресла, в медицинской лаборатории космического корабля пришельцев. На огромном, в полстены, экране зияет пустота космоса, а сбоку видна половинка очень близкой Луны — настолько близкой, что на ее поверхности четко просматриваются кратеры и место посадки одного из «Аполлонов» с крошечным американским флагом на флагштоке. Напротив меня на высоком стульчике восседает субтильный фиолетовый пришелец с лицом, закрытым маской, карикатурно передающей черты заместителя директора холмовского филиала банка «Абсолют» Викентия Павловича Ремишевского.

— Назови свое имя! — требует пришелец и тычет мне в грудь средним пальцем трехпалой руки.

— Артем Владимирович Новиков… — через силу выдавливаю я.

— Неправильный ответ… — слышится из-за спины голос таинственного попутчика из «Жигулей».

Тело пронзает разряд электрошокера, меня начинает корчить, в глазах темнеет, и на сумеречном фоне загорается громадная, мигающая красным светом надпись «Еггог!».

— Назови свое имя! — повторно требует пришелец.

— Ауфлемэ…

— Неправильный ответ.

И опять все на свете заслоняет кровавая мигающая надпись.

— Назови свое имя!

— Тэмбэсаддон…

— Неправильный ответ!

Снова разряд, и снова: «Еггог!», «Еггог!», «Еггог!»…

— Назови свое имя!

— Везунчик… — пытаюсь прошептать непослушными губами, но получается почему-то «Верунчик». И горько, и больно, и смешно от такого созвучия.

— Неправильный ответ! И снова бесконечное «Еггог!»

Еггог!..

Еггог!..

Еггог!..

Проснулся я с тяжелой головой, но валяться на тахте себе не позволил. Встал и полчаса до седьмого пота разгонял кровь физзарядкой на тренажере. Затем принял контрастный душ и только после этого позволил себе чашечку кофе.

Объяснить вчерашние события инопланетным вторжением было проще всего — почитывал я свое время брошюрки на эту тему, фильмы смотрел, в Интернете копался. Но из всей информации усвоил только одно — написать такое и верить в инопланетян могли лишь глубоко ущербные люди с больной психикой. Как мой ночной кошмар. Поэтому с выводами я не стал торопиться. Пусть в голове все уляжется, систематизируется. Всему должно быть разумное объяснение — реальное, а не фантасмагорическое.

Первым делом я включил сотовый телефон, затем прослушал сообщения на автоответчике, обругав себя, на чем свет стоит — решил вчера вести себя как ни в чем не бывало, но в первый же вечер взял и отключил телефон. Как к этому отнесутся мои новые «знакомцы»?

А никак не отнеслись они к этому. Точнее, меня никто об этом не уведомил, поскольку на, автоответчике была лишь одна запись.

— Артем, ты свинья, — звонила вечером по сотовому телефону Наташа. — Дома тебя нет, мобильник ты отключил. Спектакль десять минут как начался, поэтому твой билет я отдаю молодому человеку… Как вас зовут?.. Володя? Володе… В отличие от тебя, он хочет попасть на спектакль.

Наташин голос звучал как будто из другой жизни. В общем, так оно и было. Вчерашние события разделили мою жизнь пополам: прошедшую — тихую, спокойную и будущую — полную тревоги и неопределенности.

Конечно, я свинья. В кои-то годы в наш городок приехала столичная труппа с новомодным мюзиклом «Бродвей — Таганка», я загодя купил билеты, а вот на спектакль прийти не удосужился. Хорошо хоть билеты были не у меня, а у Наташи.

Нужно было позвонить и извиниться, но я не стал. С женщинами у меня всегда получалось просто — связь протекала именно на том уровне, который я описывал Верунчику-Инге, и не более. Два-три месяца, максимум — четыре, а затем мы легко расставались. Без всяких проблем и взаимных претензий с обеих сторон. И в этом я был Везунчиком.

Я сел к компьютеру, включил его, посмотрел электронную почту. Писем не было. Не очень-то жалуют сейчас эпистолярный жанр даже в Интернете. Предпочитают сотовую связь…

Отключив компьютер, я вдруг ощутил пустоту в душе. Громадную, зияющую. Заняться было абсолютно нечем. НЕЧЕМ! Вчерашние пристрастия и увлечения отошли на столь далекий второй план, что казались чужими и неинтересными. Начиналась новая жизнь, но с чего ее начать, я не знал.