Венецианская блудница - Елена Арсеньева

– Сударыня, не верю глазам своим! Так это вы та самаяпрекрасная барыня, о коей мне все уши прожужжал этот малый?

Да это не кто иной, как вчерашний знакомец, этот, как его, снеудобопроизносимым именем… Евстигней Шишмарев! Тот, кто избавил ее от нищих напаперти собора. Тот, кто принял ее за княжну Александру!..

Изъявления благодарности, уже готовые сорваться с уст,застыли. Лючия поджала губы.

– Право же, судьба ко мне чрезмерно благосклонна! –восторженно восклицал Шишмарев. – Дважды за два дня выступить в роли вашегоспасителя… это, пожалуй, больше, нежели я смел бы надеяться.

– Да, – вполне вежливо, но все-таки суше, чем следовало,проговорила Лючия. – Оказывается, Провидение гораздо на совпадения!

И постаралась отогнать тревожную мысль, что случайноесовпадение почему-то кажется ей не очень случайным.

***

Уже близилась полночь, когда опасная переправа осталасьпозади и Лючия с неотступным Шишмаревым сыскали ночлег в просторной, вполнечистой избе, исполнявшей в сем селении роль постоялого двора. Дородная хозяйкаспоро выбежала им навстречу и так низко склонилась перед Шишмаревым, словнобыла ему чем-то весьма обязана…

Разохавшись по поводу плачевного вида «добрейшего господина»и «барыни» (Лючию хозяйка величала именно так – холодновато, хоть ипочтительно, и в самой почтительности этой проскальзывала едва уловимая ноткаревности), она тотчас приставила к Лючии девку для услуг, а вокруг Шишмареваупоенно захлопотала сама. Оставалось только усмехнуться, что этот неприятный,некрасивый человек мог вызвать у какой-то женщины столько нежности и заботы. Нучто ж, Лючия вяло удивилась этому – на большее у нее не было сил – и пошла вотведенную ей комнатку, не подозревая, что нынче ночью ее способностьудивляться будет еще не один раз подвергнута испытаниям.

Горничная девка принесла горячей воды и оказалась весьмарасторопна на всякие посовушки [20]: помогла Лючии переодеться, помыться,причесала ей волосы, и хоть не смогла уложить в прическу, но заплела дведлиннейшие косы и начала красиво укладывать вокруг головы, с восхищением и сжалостью поглядывая на Лючию, которая от усталости просто-таки спала соткрытыми глазами, и только голод удерживал ее от того, чтобы немедленно лечь.

– Ах, добрая барыня, измотались же вы нынче! – ссочувственной бесцеремонностью вдруг вырвалось у служанки. – Небось без ночевкипутешествовали?

– Отчего же? – едва шевеля языком, ответила Лю-чия. – Лишьпоутру отъехали из Москвы.

– Батюшки-светы! – Девка от изумления уронила одну изнедоплетенных кос. – Али конь у вас обезножел? Не то возок ломался? Где ж выстояли столько времени? От нас же до Москвы полдня пути всего толечко!

– Может быть, – промямлила Лючия. – Да беда – лед проломилона реке.

– Лед?! – вытаращила глаза девка. – А до льда вам какаяпечаль?! Чай, новый мост крепок да ладен!

– Новый? – переспросила Лючия, не понимая, о чем речь, адевка разразилась рассказом о том, как совсем недавно соорудили через Каширумост, а деньги дали окрестные помещики, и больше других – князья Казариновы,вернее, дочь их, княжна, поскольку родители ее отроду живут в иноземщине.

Лючия глядела в зеркало на сию болтливую субретку во всеглаза, медленно просыпаясь.

Вот те на, как говорят русские! Значит, был мост! Чего жеради повез ее дурак возчик через реку по льду? Не знал про мост? Но ведь, судяпо словам горничной, он в версте отсюда, ближе к Москве, и если Лючия дремалавсю дорогу в теплой колыбели возка, то кучер и его сотоварищ не могли незаметить большого, красивого, удобного моста. Или они просто решили попугатьпутешественницу, в которой угадали иностранку, и, с намерением запросить с неепобольше, устроили это холодное, сырое, опасное приключение? Да нет, не можетбыть, как они осмелились?!

Заметив, каким возмущением вспыхнуло лицо доброй барыни,девка начала отступать:

– Ну разве что мост поломался?

И хоть в голосе ее звучало величайшее сомнение, Лючия сразусогласилась с этой возможностью. В самом деле! Чем иным можно объяснить то, чтои опытный путешественник, несомненный знаток здешних мест, Шишмарев тожеминовал мост и вообще – ехал с бревнами, досками, веревками и прочими орудиями,необходимыми для ледовой переправы? Ну конечно, мост сломан!

Успокоившись, Лючия ласково улыбнулась девке, поблагодарилаее и, накинув на плечи белую кружевную шаль, очень тонкую и очень теплую (этовам не zendaletto!), пошла на первый этаж, где ее ждал накрытый стол.

Шаль ее была столь легка и воздушна, что взлетала приходьбе, и возле самой столовой зацепилась за сучок (стены в коридорчике, черезкоторый шла Лючия, были бревенчатые). Сосредоточенно отцепляя изящное кружево,чтобы, сохрани бог, не порвать, Лючия даже дыхание затаила – и вздрогнула,будто от выстрела, услышав совсем рядом сердитый голос хозяйки постоялогодвора:

– …Но гляди мне, коли другую любушку найдешь, я терпеть нестану!

– Что это с тобой, Фотиньюшка? – раздался вкрадчивый голосШишмарева. – Неужто возревновала? К кому же?

– К кому! – фыркнула возмущенно Фотиньюшка. – Ещеспрашиваешь! К этой рыжей, что с собой привез!

Теперь громко фыркнул Шишмарев, а Лючия едва не подавиласьот возмущения. Назвать рыжими ее роскошные кудри? Да вот лишь четверть часаназад горничная восторженно причитала, мол, «косоньки у барыни – чистозолото!». Рыжую, нет, это надо же!

Лючия схватилась за ручку двери, намереваясь ворваться исвоим возмущением испепелить эту чертовку, столь смуглую, будто она дочьугольщика и сама угольщица, как новые слова Шишмарева пригвоздили ее к месту:

– Не о чем тебе заботиться, душа моя, Фотиньюшка. Этабабенка – моя добыча, зело мне надобная, и, поверь, отнюдь не для постельныхпотешек! На то у меня есть ты, да и мало ли… – Тут он как бы поперхнулся ипродолжил: – На то у меня есть ты, говорю, а сия бродячая шлюшка – лишьмаленький мосток, по коему я пройду, не замочив ног, к богатству и довольству.

– Это как же? – недоверчиво и весьма враждебно вопросилаФотиньюшка, от коей, верно, не укрылась обмолвка Шишмарева насчет «да и малоли…».

– Ты, никак, вовсе без глаз? – вспыхнул вдруг Шишмарев. – Невидишь, что она вылитая…

– Постой! – прервала его Фотинья. – Дверь прикрою – по ногамтянет. – И ее тяжелая поступь начала приближаться к Лючии.