Метро 2033. На краю пропасти - Юрий Харитонов

Но вот другие здания мужского монастыря: Знаменскую трапезную церковь, надвратную церковь Иоанна Богослова, колокольню, надкладезную часовню все же отобрали у священников и разместили там различные службы, от кузни до конюшен. Архимандритский же корпус – длинное двухэтажное здание, раскинувшееся от одной до другой стены, целиком и полностью перешел в распоряжение Воеводы и стрельцов. Остальным людям приходилось ютиться в подземельях, вырытых давным-давно под окружающим монастырь огромным валом.

Эти постройки, за двадцать пять лет обросшие уже другими, более грубо сработанными строениями, поражали. Соборы, храмы и часовни из другого, исчезнувшего времени, вызывали благоговение у юноши перед их создателями из той давно забытой эпохи, которой Яр никогда не знал и не узнает. И древние здания могли дать юноше лишь малое представление о величии людей прошлого, которые такое строили. Куда все кануло? А главное – зачем они уничтожили свое прошлое, которое позволяло им чувствовать себя если не богами, то творцами точно?

Ненавидел же Яр совсем другое. То, что скрывали эти храмы и древние стены теперь, после потери старого мира. А именно – людей, что еще пытались цепляться за старое, давно потерянное. И то, как они это делали, уничтожая друг друга с одним желанием – выжить самим.

Юноша не раз был свидетелем того, как человека выгоняли за тяжелые, обитые бронзой ворота без всяких средств защиты лишь за то, что тот не угодил Воеводе или его сыну, либо за лишнюю конечность, шестой палец или цвет кожи, отличный от «нормального». Естественно, степень нормальности определялась Воеводой. И его совсем не волновало, что бедняге едва исполнилось десять, а за стенами опасный мир, в котором тот не продержится и часа. Полноценные люди боялись иных, порожденных этим новым миром, и поэтому старались поскорее от них избавиться. Более сотни младенцев в последнее время пошли на корм рыбам в реке Колокше именно по причине их необычности. Если ты «не такой», то мутант, а если мутант, то со временем станешь опасным. И «правосудие по-воеводски» вершилось без каких-либо исключений, независимо от возраста и характера уродства.

Яра же не выставили за ворота еще в детстве лишь потому, что отец, пропавший два года назад, был уважаемым человеком, бойцом, каких поискать. Он не боялся в одиночку отходить от Города на довольно приличные расстояния, что приносило Юрьеву почти все необходимое. Он водил группы и в войсковые части за боеприпасами, и на радиозавод, пополняя запасы проводов и лампочек, и на ткацкую фабрику, склады которой все еще ломились от заклеенных в полиэтилен тканей и шерсти. А также несколько раз он предпринимал дальние походы – сначала в сторону Кольчугино, затем ко Владимиру, в надежде найти выживших. Лишь из-за него и впоследствии – в память о нем, Яра не выгнали из общины.

Но была и обратная сторона медали. После исчезновения отца Яру не давали жить спокойно из-за одной странности, заметно выделявшей его среди других. Выступающие костяные наросты у него на голове походили на недоразвитые рожки. Было ли это мутацией из-за принесенной от больших городов незначительной доли радиации, либо влиянием распыленных когда-то ядовитых веществ – никто не знал и сказать не мог. Но эта особенность очень сильно испортила жизнь юноше, которому с малых лет пришлось испытать сначала издевки сверстников, а позднее – отвращение и ничем не прикрытую неприязнь. Его просто терпели рядом с собой, мирились с его присутствием, пока рядом был авторитетный в общине отец… После же, когда его не стало, гонения и издевки начались снова. Потому юноша и недолюбливал людей, которые унижали его просто за то, что он не такой, как все.

Тучи на востоке окрасились розовым, предвещая восход и конец дежурства. Осталось чуть-чуть, и их сменят, чтобы можно было несколько часов поспать, а затем вновь браться за работу. Палычу – на конюшни, а Яру, поскольку он еще не прошел испытания, – на тренировки, которые проводились за стрелецким корпусом, где проживали Воевода и стрельцы, а также находился лазарет. Хоть и не будучи стрельцом, но уже состоя в охране поселения, Яр имел право на место в корпусе, но, как ни странно, все еще продолжал жить там, где и родился – под землей, в катакомбах под валом.

Юноша отошел от бойницы и, подсев к костерку, спросил:

– Палыч, – слова нехотя, с трудом сложились в осмысленную фразу, – я бы давно ушел отсюда, если бы не Варя. Только она мне этого не дает сделать. Как же быть?

Некоторое время Выдренков не мог вымолвить ни слова, не моргая, глядел на юношу, затем так же медленно проговорил:

– Неужели все так серьезно?

– Да. В общем-то, да, – кивнул Яр, глядя прямо в глаза другу отца. – Мне кажется, что я ей тоже нравлюсь.

– Кажется, – покачал головой Палыч, – Этого и я тебе не могу точно сказать. Сам не знаю. Но вот идея с уходом мне нравится еще меньше.

– А чем здесь лучше?

– Как это? – Выдренков с болью посмотрел в глаза Яру. Он прекрасно понимал, каково тому приходится в обстановке всеобщей неприязни, но предположить, что где-то может быть лучше, тоже не мог. Ведь даже погибший отец-добытчик Яра – и то говорил, что нормального общества, хоть сколько-нибудь похожего на их поселение, не нашел ни в Кольчугино, ни во Владимире, куда когда-то ходил с экспедицией, и тем более сомневался, что таковое осталось в Москве, куда удар был нанесен в первую очередь. – Здесь люди, пища, защита. Здесь жизнь, наконец!

– Да какая это жизнь… – махнул Яр рукой, оборачиваясь на колокольный звон, отбивающий «зорьку», и доносящиеся следом с винтовой лестницы шаги. Явилась смена, и теперь можно было не продолжать ставший совсем неудобным разговор. Юноша подскочил и, едва нога одного из сменщиков переступила порог, метнулся мимо, не говоря ни слова.

– Да, блин, у тебя испытание через неделю! Пройди сначала, а потом… – этого крика Яр уже не слышал.

Он несся со всей возможной скоростью вниз по лестнице, через двор, мимо Михайло-Архангельского собора в катакомбы, служившие домом. На встречу с Варей, о которой говорил вчера Ванька. И был несказанно огорошен, когда около входа в жилище девушки заметил Митяя, сына Воеводы. Тот стоял, вальяжно облокотившись одной рукой о стену, к которой прислонилась улыбающаяся Варя. Они о чем-то тихо говорили, причем Митяй другой рукой обнимал девушку за талию.

– Ты! – других слов не было, только медленно вскипающая злость, которая всегда появлялась в нем при виде сына Воеводы.

– Я, – согласился Митяй, осклабясь довольно. – И что?

– Что ты тут делаешь?

– Тебя забыл спросить, выродок недоделанный! Я к Варе, а ты мимо иди, пока идется. Твоя конура чуть дальше…

Договорить Митяй не успел, Яр, молча сжав кулаки, бросился на обидчика.

***

Морозно. Ветер сшибал с ног, пробирал до костей. Игоря удерживал только тонкий трос, привязанный к скобе, вбитой в камень. Вершина скалы, на которой он сейчас находился, освещалась солнцем, садившимся далеко на западе, в тайге, занесенной снегом. Название горы вертелось на языке, вызывало смутные, неясные образы, но наружу так и не вырвалось. Игорю почему-то очень надо было его вспомнить. Что-то важное скрывалось за этим названием. Но сколько он ни напрягал свой мозг, ничего не получалось.