Небесный Стокгольм - Олег Нестеров

Все фойе Дома кино было забито модной публикой, пришло много знаменитостей, тут и там звучала иностранная речь.

– А когда-то тут был клуб каторжан, – задумчиво сказал Кира. – Дом каторги и ссылки.

– Интересно, зачем им клуб-то был нужен? – удивился Петя. – Опытом делиться?

Он посмотрел на нарядных людей вокруг и попытался представить себе, как это могло выглядеть. На мгновение все предстали перед ним в арестантских робах и колпаках в полоску.

– Тут и музей должен был быть. Планировалось воссоздать казематы Петропавловки и Шлиссельбурга. В тридцать пятом все свернули.

– Дурацкая идея. Зато теперь, я вижу, тут другой музей, – нахмурился Антон, оглядывая картины. – Казематы по кому-то явно плачут.

То, что висело на стенах, было действительно очень странным.

– Абстракционисты, – предупредила Белка. – Такого вы еще не видели.

Фамилии художников ни о чем Пете не говорили: Рябичев, Шорц, Жутовский… Но он сразу определил их в толпе, те держались особняком, многие были с бородами, длинными волосами, мрачные и молчаливые. Как ссыльнокаторжные.

Разошлись по выставке. Некоторые картины почему-то Петю не отпускали.

Сначала он простоял у «Портрета девушки», она явно с чем-то боролась в жизни и пока проигрывала. «Вольск» давил обреченностью и ужасом – пейзаж с бесконечной вереницей труб, затянутый желто-серой пылью. Даже «1917» тут был особенным: пугающим и непонятным. Петя сразу инстинктивно отошел от него, но потом вернулся и долго не мог уйти.

Через полчаса встретились в буфете. Антону все активно не понравилось, и в выражениях он не стеснялся. Он заметно нервничал, понедельник наступал послезавтра, и вместо того, чтобы попытаться хоть что-нибудь придумать для Филиппыча, они пошли черт-те куда смотреть эту мазню.

Вера стояла задумчивая – похоже, увиденное ее тоже не особо взволновало. Они что-то обсуждали с Катей, та была в новом платье, от которого окружающие мужчины впадали в легкое оцепенение.

Белка сновала между столиками, то и дело с кем-то здоровалась и очень живо общалась. Наконец она подошла и к ним, держа за руку какого-то молодого парня в дымчатых очках, по виду иностранца.

– Ну как вам?

– Интересно, – честно сказал Петя.

– Они все из студии Элика Билютина. Ужасно модные.

– И кто такой этот Элик? Имя какое-то странное, – недовольно сказал Антон. – Еврей, наверное?

– Итальянец, – успокоил его Кира.

– И что он тут делает?

– Его тут мама родила, Антоша. Сразу после революции. Его отец приехал сюда коммунизм строить, а влюбился в москвичку.

Белка взяла под руку своего иностранца и улыбнулась:

– Был Микелле Беллучи, а стал комиссаром Михаилом Билютиным. Но его быстро расстреляли, – вздохнула она. – Скупал реквизированные картины из дворцов. Правда, коллекцию не тронули, сыну все досталось.

– Неплохо, – сказал Антон. – Теперь понятно, как к нам этот Элик затесался.

– Он вообще-то воевал, – вдруг заговорил дымчатый очкарик. – У него легкое прострелено, и левую руку чуть не отняли. А рисовать он стал уже после войны. Полное имя – Элигий, в честь святого, покровителя художников.

Несостоявшийся иностранец с осуждением оглядел компанию и отошел к «ссыльнокаторжным».

Белка посмотрела на часы:

– Ну все, уходим. А то не попадем никуда.

* * *

Очередь их не пустила. И Петя ее прекрасно понимал. Всякий раз, когда в это время он оказывался в начале улицы Горького, он видел толпу людей, часами ждущих открытия. Внутрь попадали только те, кто стоял самыми первыми.

У кафе «Молодежное» был особый статус. Его открыли прошлой осенью, в дни съезда, возможно даже, чтобы показать иностранным делегациям или журналистам – есть, мол, у нас и такое. Днем это было обычное кафе, с салатом, сосисками, пирожными «эклер» и сухим вином. Но вечерами оно превращалось в настоящий джазовый клуб.

Белка велела ждать ее в стороне, по-деловому подошла к витрине и постучала монеткой. Штора отворилась, кто-то стал делать ей какие-то знаки. Она кивнула и повела всех во двор, к служебному входу. Там их встретил худой парень, весь в черном, они куда-то пошли, сначала через кухню, где на них страшно ругались, потому что они были в пальто и шапках, а потом через подсобки попали прямо к гардеробу.

Помещение было длинным, как кишка, и не очень удобным, сидячих мест было совсем немного. Парень, которого звали Алекс, усадил их за «музыкальный» столик, стоящий в нише у окна.

Заказали мороженое и сухое вино – «Фетяску», на этикетке аист улетал куда-то вдаль с гроздью винограда в клюве.

– Красиво зашли, – улыбнулся Кира.

– Тут в основном свои. Члены Совета, друзья, весь наш актив, – пояснил Алекс. – Ну и, конечно, те, кто хоть раз здесь выступал. Но это и хорошо, лишних нет, публика подготовленная.

– Ну ладно мне рассказывать, – махнула рукой Белка, – тут полно «блатных». Кто достать что-то может или устроить. Нужные люди.

Все столики скоро заполнились, Алекс поднялся на сцену и взял саксофон. Появились другие музыканты, быстро настроились и заиграли.

Минут через сорок все пришло в движение, квартет ушел со сцены, там поставили маленький журнальный столик и микрофон. Все стали подсаживаться ближе, и началась «встреча с интересным человеком». Белка объяснила, что вообще-то главная задача – найти героя дня, человека известного, но сделать это бывает пока нелегко, и тогда «известного» меняют на «интересного».

Сегодня «интересным» оказался высокий сутулый парень, на нем была застегнутая белая рубашка без галстука и широкие нескладные брюки с узким ремнем. Он напоминал пятиклассника двухметрового роста и слегка заикался.

Стало интересно, что за чудика привели.

Парень начал рассказывать, что страна находится накануне невероятных событий. В последнее время все только и говорят об изобилии и как его достигнуть, потому что именно оно – плацдарм для построения научно-технической базы коммунизма. Достигнуть изобилия можно двумя способами – производить больше или производить меньше.

Тут все насторожились и перестали болтать.

Меньше, но эффективней использовать, пояснил он. Вырисовывалась какая-то удивительная картина: вместо того чтобы гнать план и возить продукцию туда-сюда через всю страну, нужно было производить в разы меньше, но только то, что требуется, и разумно этим распоряжаться. Что только у нас с плановой экономикой можно на редкость точно все рассчитать и оптимизировать, важно лишь очень тщательно загрузить на вход ЭВМ необходимые параметры, вернее, бесконечное множество меняющихся параметров, но для этого уже есть невероятная система линейного программирования, созданная нашим ученым Канторовичем еще до войны.