Нет в лесу страшнее зверя - Маша Ловыгина

добиться подобной оценки от простого обывателя, кем она и была? Кострову это явно удалось, о чем говорили восторженные отклики рецензентов и поклонников. Записи эти, правда, были давнишними, а более свежей информации по его творчеству гугл не выдавал. Вениамин Аркадьевич уже несколько лет занимался в основном только изобразительно-декорационными решениями в кино. Названия фильмов ни о чем Полине не говорили, да и она сама никогда не задумывалась о том, кто, кроме режиссера, оператора и актеров, собственно, и делают фильм. Работа художника обычно не заметна зрителям, ведь предметная среда фильма воспринимается как подлинная жизнь…

Вот если бы Полина хоть одним глазком посмотрела на его картины перед тем, как пойти на встречу, она бы не вела себя как полная дура. Ей было бы что сказать ему, восхититься открыто его талантом и, возможно, тем самым показать, что она не настолько уж и глупое создание. Ведь Вениамин Аркадьевич узнал ее, помнил ее отца. А она, как всегда, оказалась совершенно не готова к нормальному человеческому общению… Именно поэтому он и воспринял ее согласие поехать как идиотскую затею.

«Вы очень заняты, Полина… Вам совершенно ни к чему ехать с нами…»

Конечно, какой от нее прок? Одни спонтанные эмоции и глупости…

Решено — следует отказаться от поездки. Поблагодарить и отказаться. Зачем ворошить прошлое? Тем более, что тема эта давно закрыта, и если снова возвращаться к ней, то будет больно и неприятно. Мало ли что она видела и слышала? Фантазерка, начитавшаяся разных историй и попутавшая реальность с вымыслом. Ведь и тогда все решили, что у нее с головой не все в порядке, так к чему вновь бередить прошлое?

Костров, обладая исключительно своеобразным восприятием, с помощью эмоций и таланта смог создать творческий продукт, переработал внутренние процессы в художественную форму, а вот она лишь погрязла в переживаниях и потеряла точку опоры, на долгие годы запихнув желание писать в пыльный ящик самокопания и неуверенности в себе…

8

Суббота началась с того, что Полина едва не проспала. Вырываться из тягучего бесформенного сна было неимоверно тяжело. Всю ночь ее мучили странные тревожные сны с отголосками разговоров и образов. А под утро приснился отец. Он сидел за своим рабочим столом и смотрел на нее лучистым добрым взглядом, от которого к горлу подкатывал ком. Полина так и очнулась с высохшими дорожками слез на висках.

Не особо раздумывая над тем, что надеть, Полина выбрала одно из своих «несовременных», но таких романтичных платьев, и выскочила за дверь. О просьбе Ольги Ивановны купить творог вспомнила лишь на входе в библиотеку. Благо, директриса была занята настолько, что когда заметила Полину, лишь махнула рукой в сторону читального зала:

— Проверь там все. В одиннадцать Душко приедет!

Полина пожала плечами — ну что там еще проверять? Придут человек десять — всем места хватит.

Внезапно ее окатило жаром — сегодня же ее последний день перед отпуском! По плану было чаепитие с тортиком для Ольги Ивановны и Зои Тимофеевны, которая как раз выходила с понедельника. И, разумеется, вполне могла появиться сегодня, чтобы принять дела. Хотя, какие дела? Все под контролем директрисы — мышь не проскочит.

Полина выглянула в окно — в небе собирались небольшие тучки. Отпроситься до магазина? Нет, не вариант — вдруг поэтесса прибудет раньше или кто-нибудь заявится за книгами на выходные?

Как же она могла забыть? А все потому, что вчера не только в ресторане засиделась, а еще полночи лазила в интернете в поисках информации о своих новых знакомых. А кто бы поступил иначе? Интересно ведь почитать о фильме, о режиссере Кушнере, о Кострове и об Андрее Сайганове. При мысли о нем Полину коротко передернуло, словно за шиворот попали капли холодной дождевой воды. Было в этом красавце что-то определенно таинственное… С другой стороны, он же колдун? Странно, что у него на лбу третий глаз не нарисован. И плащ бы ему до пола, и волшебную палочку. А еще длинную бороду и колпак. Никакой информации о том, где он родился, и кто его родители, Полина не нашла. Впрочем, даже это не показалось ей удивительным — скорее всего, у него все так же, как у всех, вот только образ требует правильной подачи, и именно поэтому интернет наводнен его фотографиями и ссылками на программы о магии и колдовстве. Интересно, а магические способности у него откуда? Наверняка от какой-нибудь троюродной прабабки цыганских кровей, собственно, как и цвет глаз. Кстати, а все цыгане владеют цыганской магией, или только женщины? Раздумывая над тонкостями магического дара, Полина, расставила стулья и попутно опрыскала из пульверизатора любимый фикус Зои Тимофеевны, главного методиста и архивариуса. Вот она-то, кстати, кучу разных интересных вещей знает. И фикус в библиотеке не случайно появился — оказывается, если ты уверен, что кто-то желает тебе зла, или сам чувствуешь приближение несчастья, то надо всего лишь обойти вокруг цветка несколько раз.

Полина сняла с веточек несколько пожелтевших листочков и вылила остатки воды в землю. Фикус так давно стоял в углу, что образовалась паутина, в которой жил маленький паучок. А пауков трогать тоже нельзя. Как гласит еще одна легенда…

— Полина! — выдернул ее из задумчивости голос Ольги Ивановны.

К одиннадцати в библиотеку набилось довольно много народу. Полина и Ольга Ивановна удивленно переглядывались, немного растерявшись от такого наплыва. Поэтесса появилась в половине двенадцатого, окруженная странноватой свитой, состоящей из пары восторженных дамочек с пережженными пергидролью волосами и сухопарого, похожего на вопросительный знак, старикана. Ефросинья Душко держала в руках букет из разноцветных, слегка поникших гладиолусов, и Полине пришлось бежать в подсобное помещение за глиняной вазой, которой сами они пользовались крайне редко. Наспех вытерев круглые коричневые бока рукавом, она поставила ее на стол перед Душко и щедро бухнула в нее воды из графина. Поэтесса, поджимая губы, поинтересовалась, почему не было афиши с упоминанием ее имени, и объявление, отпечатанное на принтере и вывешенное в окне библиотеки, совершенно не бросалось в глаза.

Целый час Полина наблюдала за тем, как розоволосая Ефросинья, закатив глаза, нараспев читала стихи и при этом картинно заламывала руки. Публика оказалась серьезной — внимала и громко шикала на тех, у кого вдруг брякал телефон или внезапно нападал кашель. Щелкали фотоаппараты в руках свиты, и Душко меняла позы, поворачиваясь туда-сюда, сверкая самоцветами на руках, ушах и полной шее.

— Неужели все эти люди — ее поклонники? — шепотом спросила Полина Ольгу Ивановну, когда та