Коварная бездна - Ши Эрншоу

Вот наконец и небольшой каменный коттедж в центре острова. К двери приколочены обрезки истрепанных веревок, образующие надпись: «Якорь». Коттедж не заперт. К счастью, когда я щелкаю выключателем прямо за входной дверью, торшер на другом конце комнаты мигает и загорается.

Отис и Ольга проскальзывают мимо моих ног и с любопытством принюхиваются. Нечасто им приходилось здесь бывать. Внутри холодно и сыро и плесень, от которой невозможно избавиться.

На кухне я нащупываю выключатель рядом с раковиной, и над головой зажигается лампочка. Опускаюсь на колени, нахожу шнур от холодильника и втыкаю в розетку. Тот сразу же начинает гудеть. Небольшая спальня расположена рядом с гостиной: у стены стоит облупившийся деревянный шкаф, у окна – кровать с металлической сеткой. Матрас в наличии, но нет ни подушек, ни одеял.

– Постельное белье и все остальное принесу завтра.

– У меня есть спальник. – Бо ставит рюкзак на пол. – Не беспокойся.

– Если захочешь растопить камин, дрова в сарае, вверх по тропинке. Еды на кухне нет. Утром приходи завтракать в дом.

– Спасибо.

– Тут, конечно, могло бы… – Не знаю, как извиниться за то, что здесь так мрачно и затхло.

– Все лучше, чем спать на пляже. – Бо сам находит верные слова, чем несказанно меня выручает. Улыбаюсь и чувствую, как внезапно накатывают слабость и головокружение. Я засыпаю на ходу.

– Увидимся утром.

Жду, когда Бо что-нибудь ответит, но он молчит. Пауза затягивается. Тогда я просто разворачиваюсь и ухожу.

Отис и Ольга выбегают следом и провожают меня до самого дома. На заднем крыльце горит свет; я специально оставила его включенным.

Ветер никогда не стихает.

Он с воем обрушивается на остров, срывает обшивку со стен и черепицу с крыш. Ветер приносит дождь и соленый воздух, а зимой иногда и снег. Но в начале каждого лета в него вплетаются чарующие и леденящие кровь голоса трех сестер – узниц моря, жаждущих завладеть новыми телами.

Песня поднимается из черных вод бухты; проникает в сны; пропитывает ломкие травы вдоль крутых утесов; оседает на разрушенных стенах, на камнях у основания маяка; разливается по воздуху и в конце концов пронизывает весь остров – мелодия в каждом вдохе, ее вкус на губах.

Песня выбирает тех, кто не в силах сопротивляться, выманивает из постелей и ведет к берегу… Невидимые пальцы нащупывают горло, увлекают в самую глубину бухты – и там, на дне, среди обломков давно затонувших кораблей, когда в легких не остается воздуха, в тело проскальзывает другое существо.

Сестры покидают свою подводную могилу и возвращаются из небытия. Они похищают тела трех девушек и выходят на берег в их образе.

В этом году все случилось очень быстро.

Мне снится, что я тону – в горло заливается морская вода. Я резко подскакиваю на постели, комкая белые простыни. Легкие горят от нехватки воздуха, но это всего лишь кошмар.

В голове пульсация, во рту отвратительный привкус вчерашнего виски.

Проходит несколько секунд, прежде чем осознаю, где я, – в мыслях все еще прошлая ночь. Скидываю одеяло и опускаю ноги на деревянный пол. Тело окостенело и болит, череп буквально разламывается. Сквозь бледно-желтые занавески в комнату проникает солнце, отражается от белых стен, белого шкафа и белого потолка. Почти ослепляет меня.

Я прижимаю ладони к глазам и зеваю. В большом зеркале в дверце шкафа мое отражение: черные круги под глазами, хвост растрепался, выбившиеся каштановые пряди висят сосульками. Ужасный вид.

Пол холодный. Я подхожу к одному из массивных окон, выходящих на неспокойное море, и поднимаю вверх раму.

Сквозь шум ветра по-прежнему доносится еле слышная песня.

* * *

По кухне плывет аромат сахарной пудры и кленового сиропа. Мама стоит у плиты. Ее темные волосы заплетены в косу, спускающуюся по спине коричневой змеей. Я никак не могу окончательно проснуться. Меня словно вынесло на берег приливом – голова кружится, саму мотает из стороны в сторону.

– Есть хочешь? – спрашивает мама, не поворачивая головы.

Я с увлечением наблюдаю за ее движениями – есть что-то успокаивающее в том, как она подсовывает лопаточку под рыхлые оладьи и переворачивает их. Обычно она не готовит завтрак – больше не готовит, – так что это редкое явление. Что-то случилось. На мгновение позволяю себе воспоминание: вот мама печет вафли с домашним черничным вареньем, ее лицо раскраснелось от жара, губы чему-то улыбаются, глаза прищурены от утреннего солнца. Тогда она была счастлива.

– Пока нет, – отвечаю я, дотрагиваясь до живота. Меня мутит. Есть прямо сейчас не стоит, все равно стошнит. Подхожу к буфету, где в образцовом порядке выстроились одинаковые серебристые баночки. Они не подписаны, но я знаю, где что: лаванда и ромашка, «Эрл Грей» с розовыми лепестками, кардамон, марокканская мята, «Жемчужный дракон» с жасмином. Кипячу чайник, завариваю «Эрл Грей» и прислоняюсь к буфету, вдыхая сладковатый аромат.

– У нас гости, – вдруг говорит мама, перекладывая стопку подрумяненных оладий на белую тарелку.

Я в недоумении озираюсь – в доме тишина.

– Кто?

Мама изучает мое помятое от недосыпа лицо. Тошнота накатывает волнами, и я крепче сжимаю губы, чтобы удержаться. Она пристально смотрит на меня, как будто не совсем меня узнает. Затем опускает глаза.

– Мальчик, которого ты привезла на остров прошлой ночью.

Воспоминания снова нахлынули на меня: пляж, Бо, и то, что я предложила ему работу на маяке…

– Он местный?

– Нет. – Вспоминаю, как у причала Бо сказал, что ищет работу. – Приехал в город вчера.

– На фестиваль? – Мама убирает сковороду и выключает плиту.

– Нет, не турист.

– Ему можно доверять?

– Я не знаю, – отвечаю честно, ведь я и правда ничего о нем не знаю.

– Ну что же, – она поворачивается ко мне, засунув руки в карманы теплого черного платья, – он как раз проснулся. Отнеси ему завтрак. Не хочу пускать в свой дом чужих.

Это еще один мамин дар: она чувствует, когда на острове появляются посторонние и даже когда они только приближаются к нему. Вот почему она поднялась ни свет ни заря, бросилась к плите и достала свою лучшую сковородку. Мама может не пустить чужака в дом, может не доверять ему, однако голодать не позволит. Такой уж она человек. Даже горе не может удержать ее от доброты.

Она поливает кленовым сиропом стопку теплых оладий и передает мне тарелку.

– И одеяла прихвати, а то он замерзнет.

Даже не спросила, зачем он здесь, почему я привезла его на остров. Может быть, ей все равно.