Всемирный экспресс. Поезд ночных теней - Анка Штурм

– …круглик? – сонным голосом предположила Пегс.

Флинн покачала головой.

– …опаслик? – Слова Пегс почти совсем заглушал стук колёс.

– …недоразумение, – закончила свою фразу Флинн.

Она услышала какой-то глухой звук, словно её подруга взбивала подушку.

– Нет, – сказала Пегс твёрдо и чуть бодрее, чем говорила до этого. – Миространники никогда не ошибаются. Я просто жду не дождусь, когда смогу написать об этом родителям, – радостно сообщила она. – В их время в поезде тигрика не было. Несколько десятилетий не было. Если хочешь знать моё мнение: мир уже давно нуждается в нём! – По нечёткой речи Флинн поняла, что Пегс опять плывёт в царство снов.

– Получается, я такая одна? – в панике спросила Флинн. Неужели действительно возможно, чтобы единственным тигриком во Всемирном экспрессе оказалась именно она?!

У неё под подушкой хрустнула старая почтовая открытка от Йонте. Для брата наверняка не составило бы проблемы быть тигриком. Где же он теперь? Его поддержки так не хватало, что на неё накатила дурнота.

За закрытой дверью всё ещё раздавались шаги павлинов, а к окну зеркалом прилепилась темнота. Она отражала лицо Флинн и её воспоминания, словно альбом с поблёкшими фотографиями.

– Смелей вперёд, ничего не страшись! – пробормотала Флинн. Но обычно утешающие слова Йонте под гнётом тревоги и страха утратили своё воздействие. Она чувствовала какое-то разочарование оттого, что брат выудил свой девиз из школьного гимна, словно сорока, которая тащит всё, что блестит.

«Как же я с этим справлюсь?» – думала Флинн. Добро в целом – это звучало пугающе и весьма туманно. Она ведь не героиня какого-нибудь эпоса, которые проходили на уроках истории в прежней школе. Наконец, она не такая, как те знаменитости, чьи фотографии висят в коридорах: Флоренс Найтингейл или Эммелин Панкхёрст.

Она просто девчонка, которая ищет брата. И не знает, как его найти.

Посреди ночи Флинн проснулась от стука в дверь.

Это Йонте, подумала она в полусне. Не открывая глаз, она прислушалась: капли дождя ритмично барабанили по крыше и стекали по оконным стёклам, стучали колёса, через каждые триста метров приглушённо клацали стыки рельсов.

Триста метров… шестьсот… девятьсот… Тук-тук! Флинн открыла глаза. Вот опять: стук как по дереву, мягкий и с отзвуком, совсем не такой, как металлический шум дождя и колёс.

С колотящимся сердцем Флинн приподнялась в кровати на локтях, головой задев потолок. Светлая краска звездопадом посыпалась на сине-зелёное одеяло. Только сейчас Флинн заметила, что звёздный проектор Пегс испустил дух: дрожа и мерцая, как огни в столовой, на её глазах умирали последние серебристые световые точки. В купе сделалось темно хоть глаз выколи. Тук-тук!

Флинн затаила дыхание.

– Пегс, – задыхаясь, прошептала она, – ты слышишь?

Пегс ответила ей громким всхрапом и сонным причмокиванием. Очевидно, ей снились шарики-«бюрократы» и «овечья сладость».

Сердце Флинн стучало в бешеном ритме, быстрее, чем стыки рельс. Что делать?

Тук-тук! Стучали всё настойчивей.

– Смелей вперёд, ничего не страшись! – пробормотала Флинн, и на этот раз девиз Йонте сработал: Флинн, опомнившись от страха, свесила ноги с кровати, секунду поболтала ими в воздухе, а затем соскользнула на пушистый ковёр. – Поднимется ветер ночной, – шептала она слова из открытки от Йонте, отодвигая дверь купе. Перед ней предстал… гном.

Флинн зажмурилась. В это время суток работало только ночное освещение – зеленоватый дежурный свет, и на миг ей показалось, что она действительно имеет дело с каким-то кобольдом. Но вот Всемирный экспресс повернул, лес закончился, и на стоявшего у двери пролился слабый водянистый лунный свет.

Это был Якуб. Восьмилетний сирота с чемоданом-скрипкой.

Флинн в растерянности смотрела на него сверху вниз.

– Что случилось? – спросила она.

Якуб протёр глаза от сна и слёз и сказал, не отводя взгляда:

– Т-там у м-меня под мо-монстром шка-аф. – Он говорил очень быстро и запинаясь, и, несмотря на универсальный переводчик, она понимала его с большим трудом.

– Что? – Флинн сощурила глаза: может, это ей только снится?

– Там у ме-меня под крова-ватью монстр, – ещё раз попытался объяснить Якуб. – В-внизу, под н-ней.

Флинн обхватила себя за плечи. От усталости её познабливало, но ещё холоднее становилось от злости на этого незваного посетителя. Тоска ледяной рукой сжала всё у неё внутри.

– И что это значит? – Она старалась сконцентрироваться.

Якуб взглянул на неё как на тупицу.

– Т-ты должна про-о-ве-верить! – заявил он с упрёком в голосе, указывая на коридор, словно ожидая, что она отправится с ним.

Флинн потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить.

– Подожди, – уступила она. Ей было не по себе. В памяти всплыли ночи в Брошенпустеле, перебранки и хныканье и ледяной голос матери: «Ты девочка, так будь добра позаботиться о своих братьях!» Но даже после того, как она, стоя замёрзшими голыми ногами на грубых деревянных половицах, улаживала спор или прогоняла кошмар, никто ни разу не поблагодарил её. Никого не интересовало, что именно из-за этого на следующее утро в школе она была уставшей и не могла сосредоточиться. – Почему это я должна тебе помогать? – уныло спросила она.

Якуб задрожал, и Флинн задумалась о том, неужели ему действительно страшно, или просто он зябнет.

– П-по-потому что я т-тебя об этом про-прошу, – сказал он.

Чёрт. Хороший ответ. Флинн в отчаянии на секунду закрыла глаза, а затем сняла сине-зелёный шёлковый халат, висевший на крючке у двери, и, вздохнув, вышла в коридор.

– Пойдём, – скомандовала она Якубу, надевая халат.

Ночной холод узких коридоров плотно, как вторая кожа, прилегал к телу. По углам, над дверями и между бесчисленными портретами выпускников липкими клочьями ночи висели тени.

Флинн поймала себя на страстном желании, чтобы рядом оказался Фёдор с карманным фонариком – потому что свет в экспрессе опять начал мигать. Перебои с электричеством – как бы не так! На этот раз мигал дежурный свет – включился-выключился-включился – надолго выключился и снова включился, – отчего у Флинн по спине побежали мурашки. Казалось, лампочки переговариваются друг с другом. И Флинн не сомневалась: говорят они не о хорошем.

Следуя за Якубом мимо бесчисленных закрытых купе, она непроизвольно спрашивала себя, делала ли это прежде мадам Флорет.

На соединительных мостиках в лицо ей хлестал дождь и ледяные струйки стекали за воротник пижамы и вниз по спине. По сторонам от железнодорожных путей в узких полосах лунного света лежали пейзажи юго-востока Польши. В колеблющемся свете наружных фонарей Флинн казалась себе маленькой и почти несуществующей.