Зверь, именуемый Кот - Нани Кроноцкая

тяжко вздохнул, промолчал, вдруг нахмурившись, и отвернулся. Лишь спустя пару мучительно-вязких минут проворчал:

— Идем. Видишь, свет мой, там идет грозовой фронт. И даже быстрей, чем твоя электричка. Побежали, красавица.

Небо на западе действительно стремительно становилось серо-сизым. Словно огромный синяк заливал горизонт, наплывая на море.

Серый песок балтийского пляжа засасывал туфли, и, проковыляв неуклюже несколько метров, я разулась. Море. Здесь оно уже не было скорбной зеленой лужей Финского залива: на берег ложились тревожные волны коварной Балтики. А я ведь тоже соскучилась. Здравствуй, волна. Привет, камень круглый морской. Вот и я, старый добрый прилив. Не чихать тебе, бриз вечерний.

Марк уже сидел на огромном валуне, жестом приглашая меня. Места там оставалось… не очень. Он, видимо, недооценивал мои формы. Площадка с ним рядом на камне была рассчитана ровно на мое полупопие. Осторожно прислонилась, с трудом удержавшись от слов: “Я постою”.

Тихий смех за спиной, и меня сгребли одной рукой, пересаживая на колени. И шепот прямо в волосы: “Девочкам вредно сидеть на голых камнях, Лю. Мама тебе ведь рассказывала?”

Мурашки по коже понеслись целым стадом. И мысли. Мама. Уже очень скоро вся эта встреча закончится, и я вернусь в свою серую жизнь. С укоризненными взглядами мамы, чьи надежды и чаянья я не оправдывала совершенно. С работой, в которой я, как алкоголик, искала успокоения и трусливенько пряталась от личных проблем.

Мой маленький личный глоток счастья сегодня стремительно иссякал. Высыпался, как песок за стеклом у песочных часов. И, судя по виду мужчины, не одной мне сейчас было тут грустно.

— Знаешь… мне страшно, что день этот закончится.

Конечно, глупость сказала опять несусветную. Я вообще рядом с ним все это время вела себя глупо и выглядела кошмарно. Так и выворачивало из меня всех тараканов на голову бедного Марка.

Я старательно устраивалась на самом крае колена, как на заборе, стараясь… уменьшить и без того волнующее соприкосновение. А он в ответ приобнял, мягко притягивая к себе на грудь, словно в кресло. Горячее дыхание прямо в затылок совсем меня не успокаивало, кровь разгоняя как центрифуга.

— Не думай об этом. Зачем? Мы не знаем, что будет уже через час. Только надеемся. И  самонадеянно планируем. Смотри, как красиво.

Над морем разворачивалась гроза. Горизонт отливал чернильно— фиолетовыми тонами, сливаясь с линией предштормовой Балтики. Ежесекундно разрезаемая ослепительными всполохами молний, эта красота поражала воображение масштабами происходящего.

— Тебе нравится? Страшновато. Не хотелось бы мне оказаться сейчас там, на лодочке с веслами.

В ответ он обнял меня второй рукой, заворачивая в пиджак и окончательно всю присваивая. Я даже пискнуть теперь не могла, оказавшись в плену этих рук и мужского дыхания.

— Кто же тебя выпустит в такую погоду на веслах одну, глупенькая?

— Главное, чтобы за борт без весел не выкинули. С остальным разберусь.

Он вдруг напрягся, словно окаменев. Все хорошее имеет манеру быстро заканчиваться. Кот тихо вздохнул и взглянул на часы на запястье.

Я все поняла и медленно начала спуск с постамента колена. Грустно и несправедливо. И, конечно же, в самый последний момент я поскользнулась голой пяткой о камень, больно ударив лодыжку, вскрикнула коротко и попыталась упасть. Как нарочно, ей-богу!

— Спокойно не можем, да, Лю? Горе ты мое луковое.

Меня тут же на руки подхватили, легко, как пустой совершенно мешок, прижали зачем-то к груди и понесли через пляж к открытой машине. Лучший в мире мужчина нес на руках притихшую отчего-то меня. А я… Таяла я, как мороженое в микроволновке, и не могла поделать с собой ни-че-го.

Не хотела.

7. Дождь

Похоже, древняя традиция трепетных дев падать в обмороки мне пришлась очень по вкусу.

Эта мысль была самой первой. Из тех, что тихонечко раздвигает плотную темную завесу, закрывающую сознание.

Вторая мысль была куда более трезвой и приземленной: “А где это я?”

Воды вокруг больше не было точно. И мокрой одежды и… этот монстр с шершавым языком, я надеюсь, мне тоже привиделся?

Осторожно открыла глаза. Салон автомобиля, я завернута в толстый пушистый плед, вокруг идет дождь, а на сидении рядом спит он… самый лучший во всем этом мире мужчина.

Интересно, когда я проснусь наконец, он исчезнет? Очнусь тихо, в морге или реанимации вся в капельницах и одна. Телефон, кстати, там где-то в луже остался. Никто ничего не узнает о том, что случилось.

Само собой всхлипнулось громко. Кот открыл вдруг глаза, вцепившись в меня быстрым взглядом, громко выдохнул нечто нечленораздельное, вроде: “Лю, ну как так-то!” и сграбастал в охапку меня всю, целиком, к себе крепко прижав.

От этого порыва мой ушибленный организм заорал острой болью, я взвыла, а Марк буквально отпрыгнул, смешно так глаза округлив.

— Грязные яги! Лю, как тебе удалось так быстро найти приключения и даже отпетых разбойников?

Ругательство интересное-то какое… Я смотрела на него, осторожно закутывающего меня в толстый плед, и глазам своим не верила. Мы расстались под зонтиком, поцеловавшись всего час назад. Откуда он здесь?

— Ты мне... ничего не хотел бы сказать? — слова дались с огромным трудом, я хрипела и кашляла.

Кот посмотрел очень внимательно, потом молча пощупал мой лоб. А после я поймала на себе его взгляд, откровенно скользнувший вниз по шее, куда-то к груди, и вдруг поняла, что под пледом на мне нет практически ничего, совершенно!

— Очень хочу. Но чуть позже. Я снял недалеко тут коттедж на два дня. Т-ш-ш, солнце, ничего пока только что не спрашивай. Говорить получается плохо, не напрягайся. Приведу тебя в чувство и поговорим. Не дергайся, Лю, с тобой больше ничего не случится, я рядом.

Я почему-то поверила сразу и окончательно. Стало немного легче, хотя сознание ускользало. С самого раннего детства на все беды и стрессы Илона Король реагировала дикой сонливостью. Свойство психики и организма. И теперь нещадно носом клевала, несмотря на все вокруг происходившее. Самое время уснуть: голая, босая, без телефона и в одной машине с мужчиной, которого видела в жизни один только раз. И мне все равно уже было. Только поспать отпустите бедную серую мышку…

Лента ремня аккуратно легла на плечо, и я сонно успела подумать, что меня берегут.