Дмитрий Донской - Николай Борисов

«Зараженные деревни велено было засекать и расставлять около них сторожи крепкие, на сторожах разложить огни часто; под смертною казнию запрещено было сообщение между зараженными и незараженными деревнями».

В Москве смертность была катастрофической. «На боярских дворах: у Бориса Морозова умерло 343 человека, осталось 19; у князя Алексея Никитича Трубецкого умерло 270, осталось 8; у князя Якова Куденетовича Черкасского умерло 423, осталось 110; у князя Одоевского умерло 295, осталось 15; у Никиты Ивановича Романова умерло 352, осталось 134; у Стрешнева изо всей дворни остался в живых один мальчик и т. д.» (40, 607). Такого же порядка убыль населения наблюдалась тогда и в главных русских городах.

Европейское Средневековье сохранило много свидетельств людей, переживших эпидемию чумы. Большой интерес проявляют к этому материалу западные историки. Благодаря этому мы имеем немало наблюдений, позволяющих лучше представить ситуацию не только в Европе, но и на Руси в годы «Великого мора».

«Чужаки были подозрительными. Когда приближалась эпидемия, городские ворота закрывали, приезжих не пускали, ввезенный товар распаковывать не решались. Родственников и друзей больше не было. На флюгер смотрели с тревогой. Ветер, дувший из зараженных краев, нес смерть…

…В сельской местности избежать недуга можно было в небольшом имении, как следует изолировав его и хорошо запасясь продуктами, но в деревенской общине укрыться от него было почти невозможно. Зараза там, несомненно, распространялась медленней и трудней, чем в городе, и община вполне могла жить достаточно замкнуто, причем эпидемия усугубляла замкнутость, парализуя торговлю, которую обычно стимулировал город. К тому же при сравнительно редком населении крестьянину было проще не покидать усадьбы, чем подмастерью — свой дом: за жалованьем ему приходилось идти в мастерскую, а за хлебом — к булочнику. И затем, если „полевая крыса“ — соня, лесная мышь — наносила ущерб урожаю, то большая черная крыса, переносчица чумы, редко встречалась вдали от городов. В сельской местности главным носителем эпидемии был человек…

…Что до остального, то надо жить дома, плотно закрывать окна и двери, избегать зловония городских площадей, а тем более парилен. Богачей для борьбы со зловонием убеждали жечь ладан, алоэ, орехи, мускус, камфару. Если кого-то пугают затраты, пусть жжет хотя бы сушеные фиги. Всё это мало что давало, но зато отгоняло мух» (325, 152–160).

Итак, масштабы бедствия и при Донском, и при Грозном, и при первых Романовых были примерно одинаковыми. Но каковы были политические, экономические и духовные последствия этого бедствия? Можно ли в прямых последствиях эпидемии 1350-х и 1360-х годов усмотреть какой-либо исторический креатив?

Карамзину принадлежит известный парадокс: Москва обязана своим величием ханам. Правильно понятый, этот парадокс содержит в себе глубокую историческую истину. Выражаясь в стиле Карамзина, можно утверждать: Москва обязана своим величием чуме…

В результате эпидемии в середине XIV века резко сократилось количество «игроков» не только на политическом, но и на любом другом поле. Выжившие умножили свою власть и собственность за счет умерших. На всех уровнях — от крестьянской избы до княжеского дворца — произошла своего рода «консолидация власти и собственности». И Московское и Тверское княжества оказались в руках одного-двух правителей. То же относится и к другим регионам. Да и сами правители стали действовать с безоглядной уверенностью.

Победитель, выигравший схватку в этом предельно сузившемся кругу, мог получить почти всё. Объединение страны под властью одного правителя стало реальной перспективой.

В Западной Европе роль «водостока» для количественных излишков правящей элиты играли крестовые походы. Там погибали (или надолго оставались в Святой земле) наиболее влиятельные и энергичные представители младших линий европейских династий. Это помогало королям «собирать страну». На Руси функцию «водостока» выполняла «черная смерть». Источники не позволяют назвать сравнительные цифры человеческих потерь в русских княжествах. Пострадали, конечно, все. Но в разной степени. Соответственно, и военный потенциал княжеств существенно изменился. Но опять же — в разной степени. Но думается нам, что потери Москвы были сравнительно невелики. Вот некоторые основания для такого мнения.

Беспощадная и полная изоляция заболевших, а также перекрытие дорог воинскими заставами приносили больше пользы там, где эти меры выполнялись более четко. Иначе говоря, для борьбы с чумой нужны были силы и средства. И нужна была основанная на страхе наказания строгая исполнительская дисциплина. Эпидемия стала проверкой работоспособности военно-полицейской системы. Прежде всего нужно было перекрыть движение по дорогам. К началу эпидемии московские князья уже достигли определенных успехов в этом направлении. Современники хвалили Ивана Калиту за то, что он «исправи Русьскую землю от татей и от разбойник» (18, 465). В сущности это и означало установление контроля на дорогах. Теперь этот опыт пригодился его сыновьям для борьбы с чумой…

Итак, князь-отрок ускользнул от холодных объятий чумы. Это спасло Москву от большой беды. Московская династическая ситуация по состоянию на 1364 год складывалась так, что в случае кончины Дмитрия верховная власть в княжестве могла перейти к младшей, серпуховской линии потомков Калиты, а именно — к Владимиру Серпуховскому. Такие переходы обычно сопровождались перетасовкой правящей элиты, а следовательно — заговорами и смутой.

Вдова Ивана Красного княгиня Александра готова была на всё, чтобы не допустить подобного поворота событий. И как мать, и как душеприказчица Ивана Красного она видела свою задачу в том, чтобы уберечь Дмитрия от болезни, которая унесла его дядю Семена и, вероятно, отца.

«Лучший рецепт от чумы — убежать пораньше и подальше, а вернуться попозже», — гласит французская поговорка (255, 62). Лучшее, что могла придумать княгиня, это отправить старшего сына на время в какое-нибудь укромное место в лесной глуши. Вероятно, именно так она и поступила. При этом сама княгиня вместе с младшим сыном, вероятно, осталась в Москве. В охваченном бедствием городе в любой момент грозил вспыхнуть бунт. Александра не могла оставить смятенную столицу на попечение бояр. Это решение спасло жизнь Дмитрию, но стоило жизни его матери и малолетнему брату.

Последствия двух опустошительных эпидемий были многообразны. Они проявились и в экономике, и в политических отношениях, и в области духовной жизни и носили не только количественный, но и качественный характер. В силу лучшей сохранности источников это более отчетливо прослеживается на Западе, но вполне справедливо и для Руси.