Фараон и наложница - Нагиб Махфуз

— Хотите узнать, что со мной сегодня случилось?

Все повернулись к ней, желая услышать, что она скажет, и в зале воцарилась тишина. Радопис улыбнулась и сказала:

— Пока я сегодня в полдень купалась, коршун ринулся вниз, схватил одну из моих золотых сандалий и улетел вместе с ней.

Послышались возгласы удивления, а поэт Рамонхотеп заметил:

— Хищные птицы, видя тебя обнаженной в воде, теряют разум.

— Клянусь всесильной богиней Сотис, что коршун пожалел о том, что не смог унести тебя вместо сандалии, — взволнованно произнес Анин.

— Эта сандалия была мне так дорога, — печально сказала Радопис.

— Как обидно терять то, чего ты касалась много дней и недель, к тому же сандалию ожидает лишь одна судьба — в конце концов она упадет с неба. Представь, что она приземлится в далеком поле и окажется на ноге простого крестьянина, — сказал Хенфер.

— Какая бы судьба ни постигла эту сандалию, — с печалью ответила Радопис, — я больше никогда не увижу ее.

Философ Хоф удивился, видя, что Радопис так расстраивается из-за какой-то сандалии. Он решил утешить ее:

— Как бы то ни было, коршун, унесший твою сандалию, — хорошее предзнаменование, так что не стоит печалиться.

— Какого еще счастья не хватает Радопис, раз все эти мужчины любят ее? — спросил один из гостей, важный чиновник.

Хоф строго взглянул на него.

— Радопис была бы счастливее, если бы избавилась от некоторых из них, — заметил он.

Вошли еще несколько юных рабынь, неся кувшин с вином и кубки. Они то и дело сновали среди гостей и, замечая малейшие признаки жажды, тут же наполняли до края кубок гостя, дабы тот мог смочить просохшее горло и разжечь огонь в сердце. Радопис неторопливо встала, медленно подошла к расписной шкатулке из слоновой кости и взяла чудесный кубок. Затем, протянув его рабыне, чтобы та наполнила его вином, сказала:

— Давайте поднимем кубки за этот великолепный подарок мастера Анина и за его благополучное возвращение.

Все выпили за здоровье торговца. Анин залпом осушил свой кубок и кивнул Радопис. Он смотрел на нее с чувством глубокой благодарности. Затем он обратился к своему другу и спросил:

— Разве это не радостное событие, что мое имя произносят прелестные уста Радопис?

— Хорошо сказано! — ответил тот. Тут губернатор Ани, который был знаком с мастером Анином, зная, что торговец вернулся с юга, сказал:

— С благополучным возвращением, Анин. Как удалось путешествие на этот раз?

Анин почтительно поклонился и ответил:

— Да хранят вас боги от всякого зла, мой господин губернатор, на этот раз я не стал углубляться в территории Ваваю. Путешествие было удачным, выгодным и прибыльным.

— Как поживает его превосходительство Канеферу, губернатор юга?

— Дело в том, что его превосходительство весьма встревожен восстанием племен Маасаи, ибо те затаили великую ненависть к египтянам. Эти племена подкарауливают их, а если на их пути оказывается караван, то они безжалостно набрасываются на него, убивают мужчин, похищают товары и убегают до того, как египетским воинам удается преградить им путь.

Лицо губернатора стало озабоченным, и он спросил торговца:

— Почему его превосходительство не отправит против них карательную экспедицию?

— Его превосходительство всегда отправляет войска им вдогонку, но эти племена не воюют в боевом порядке. Они разбегаются по пустыням и джунглям, а нашим войскам приходится возвращаться, когда иссякают запасы продовольствия. После этого повстанцы возобновляют набеги на караванные пути.

Философ Хоф внимал словам Анина с большим интересом, ибо некоторое время жил на земле Нубии и был хорошо знаком с неприятностями, которые чинили Маасаи.

— Почему Маасаи всегда бунтуют? — спросил он торговца. — В тех землях, управляемых Египтом, царят мир и процветание. Мы не запрещаем символы другой веры. Почему они столь враждебны к нам?

Причины всего этого Анина не волновали, да он и не пытался вникнуть в них. Он считал, что этих людей манил исключительно ценный товар. Однако губернатор Ани тщательно изучил суть вопроса.

— Все дело в том, уважаемый профессор, что проблема Маасаи не имеет никакого отношения ни к политике, ни к религии. Суть вопроса заключается в том, что эти кочевые племена обитают на пустынной и бесплодной земле. Иногда им грозит голод, но в то же время они обладают несметным количеством золота и серебра, кой не приносят новых богатств и не спасают от голода, а когда египтяне собираются обратить эти сокровища им на пользу, Маасаи совершают набеги и грабят их караваны.

— Если таково положение вещей, — сказал Хоф, — тогда карательные экспедиции бесполезны. Помнится, мой повелитель губернатор, что министр Уна, да обретет его душа радость в царстве Осириса, однажды потратил огромные усилия, чтобы заключить с ними договор на основе взаимной выгоды. Губернатор снабжал их продовольствием, а племена в обмен на это обеспечивали безопасность караванных путей. Похоже, он действовал проницательно, не так ли?

Губернатор кивнул в знак согласия.

— Первый министр Хнумхотеп снова воспользовался планом министра Уна и подписал такое соглашение незадолго до начала праздника Нила. Мы не скоро ощутим результаты такой политики, хотя многие смотрят на шаги министра с оптимизмом.

Гостям вскоре надоело говорить о политике, и они разделились на небольшие группы, каждая из которых стремилась привлечь к себе внимание Радопис. Однако ее заинтриговало упоминание о Хнумхотепе, она вспомнила голос, который сегодня выкрикнул это имя в толпе. Сейчас она испытала то же потрясение и недовольство, что и тогда, ее стал душить гнев. Она приблизилась к тому месту, где расположился Ани вместе с Хофом, Хенфером, Хени и Рамонхотепом.

— Вы сегодня слышали этот поразительный выкрик? — тихо спросила она.

Те, кто часто бывал в белом дворце, стали братьями. Их не разделяли никакие притворства, и никакой страх не сковывал им языки. Они говорили на любую тему с предельной искренностью и безо всякой сдержанности. Все слышали, как Хоф не раз критиковал политику министров, а Рамонхотеп выражал сомнения и опасения насчет преподавания теологии, открыто заявлял о своих эпикурейских пристрастиях и призывал наслаждаться мирскими радостями.

Знаменитый архитектор Хени отпил глоток из своего кубка и, взглянув на прекрасное лицо Радопис, сказал:

— Это был смелый и дерзкий выкрик, подобного которому раньше не доводилось слышать в Долине Нила.

— Совершенно верно, — подтвердил Хенфер. — Нет сомнения в том, что он стал неприятным сюрпризом для юного фараона, только что взошедшего на трон.

— По давней традиции не принято выкрикивать в присутствии фараона имя другого человека, какое бы положение тот ни занимал, — спокойно заметил Хоф.