Великие умы России. Том 9. Иван Кулибин, Иван Ползунов, Ефим и Мирон Черепановы - Ольга Минаева

Чем бы ни занимался Иван Иванович, он неизменно проявлял себя как гуманный администратор, но также как ревностный, неподкупный блюститель «казенного интереса». Следующий эпизод может служить примером исключительного мужества, проявленного Иваном Ползуновым при исполнении служебного долга. Это случилось 24 февраля 1760 г. на Красноярской пристани. «Казенный дом» (точнее, обыкновенная изба), в котором тогда жил Ползунов, представлял собой крайне примитивное жилище с обветшалой печью. Пожар возник ночью, когда Ползунов спал. Проснувшись, он вскочил на ноги и собрал все документы, находившиеся в «казенном доме», – ведомости отправленных и принятых грузов, денежные расчеты с работниками и «казну». И только потом, спасаясь, выпрыгнул в окно. Стояла лютая стужа, Ползунов был не одет, однако стал сзывать крестьян, чтобы с их помощью не допустить возгорания других изб, находящихся вблизи пристани. Все личное имущество Ползунова погибло в огне. Канцелярия, однако, и не подумала компенсировать Ползунову потери. Более того, к его донесению о пожаре она отнеслась настороженно и послала комиссию для проверки обстоятельств происшествия. Причины возгорания остались до конца не ясны. Некоторые поспешили обвинить во всем самого Ползунова и тут же, воспользовавшись случаем, донести о его незаконной связи с «проживающей у него в доме девкой Пелагеей». Автором этой кляузы оказался крестьянин деревни Красноярской Максим Токарев. По приказу Христиани он был за что-то наказан и решил, что за этим стоит Ползунов. Но даже в этом случае непонятно, какой смысл был Ползунову поджигать собственное жилище и нести при этом материальные потери. Впрочем, бредовые измышления Токарева по поводу причин пожара не имели для Ползунова никаких последствий, а вот донос о незаконном сожительстве Христиани приказал тщательно расследовать. Пелагею подвергли строгому допросу.

Надо сказать, что к тому времени Ползунов пытался официально оформить брак. Через знакомого чиновника он обратился в Барнаульское духовное правление с просьбой выдать ему «венечную память», иными словами, разрешение на обряд венчания. Он был настолько уверен в своем приятеле, что послал ему 6 рублей 23 копейки (больше своего месячного оклада) на преодоление бюрократических препон, а также на покупку провизии на свадьбу. Приятель по фамилии Хлопин Ползунова не обманул, нужный документ он добыл, но почему-то тот оказался не на руках у Ползунова, а в канцелярии. Эта бумага вызвала гнев Христиани. Он увидел в хлопотах Ползунова нарушение субординации – шихтмейстер в то время состоял в его команде и был обязан сначала испросить на женитьбу позволения от начальства. Получилось же, что Ползунов, нарушив установленный порядок, действовал через голову своего руководства. Еще одним обстоятельством, рассердившим Христиани, было то, что Ползунов в своем ходатайстве неправильно указал статус Пелагеи – вместо того чтобы назвать ее, как следовало, «солдатской женой» и «бабой», он, видимо, для ускорения процедуры написал, что она «девка». В этом Христиани усмотрел «подложное умышление, фальшь и лукавство». Ползунову повезло, что к тому времени он уже получил обер-офицерский чин, а то расходившийся Христиани, чего доброго, мог и отозвать прошение о производстве Ползунова. Масла в огонь гнева Христиани подливал скорый приезд на завод большого человека – Андрея Ивановича Порошина, генерала, начальника Колывано-Воскресенских (ныне Алтайские) горных заводов. Христиани не знал, как поступить – промолчать о проступке одного из лучших заводских служащих или выложить все начистоту, но в таком случае был велик риск получить нагоняй от Порошина. Пораскинув мозгами, Христиани решил еще до появления на заводе Порошина замять дело Ползунова. Расследование было проведено, но поручили его почему-то каптенармусу (унтер-офицеру, ведающему выдачей обмундирования и продовольствия) лейб-гвардии Семеновского полка Беликову. Старый служака особенно к Ползунову придираться не стал. Ивану Ивановичу велели написать обстоятельное объяснение, и вскоре канцелярия за подписью Христиани выслала наконец Ползунову долгожданный документ – «венечную память», разрешив ему жениться. После этого препятствий для узаконения брака с Пелагеей Ивановной больше не осталось. Для биографов изобретателя, однако, остается непроясненным вопрос о детях Ползунова. В рапорте от 9 ноября 1760 г. Иван Ползунов указывал, что в составе его семьи было шесть человек. Канцелярия этот факт подтвердила, отпустив Ползунову «по твердой цене» муку ржаную и пшеничную, ячневую крупу и ржаной солод, исходя именно из такого количественного состава семьи (Ползунов в то время жил на Красноярской пристани, где было туго с провизией). Биографы отмечают, что в число членов семьи Ползунова входили он сам, его мать, жена, прислуга Прасковья Яковлева, денщик Семен Бархатов и малолетняя дочь Анастасия (она умерла в младенчестве). Позднейшие челобитные П. И. Ползуновой свидетельствуют о том, что после мужа она «осталась бездетна».

В 1761 г. Ползунова перевели на Колыванский завод, где он ведал всей хозяйственной частью, а фактически (во время отсутствия начальника) руководил всем предприятием. Как раз тогда, когда Ползунов отбыл на Колыванский завод, из Петербурга наконец приехал А. И. Порошин. К тому времени его уже произвели в генерал-майоры с годовым окладом 2500 рублей. Порошин привез из столицы инструкцию кабинета, уточняющую, каким именно военным званиям соответствовали должности заводских служащих. Горные офицеры согласно сенатскому указу 1761 г. были приравнены «рангом, жалованьем и действительным почтением… к артиллерийским и инженерным офицерам». Этим же указом была введена новая офицерская форма – кафтан красного цвета, под который надевался зеленый камзол с серебряным позументом.

Порошина прежде всего не устроило падение производства серебра на Колывано-Воскресенских заводах. Если в 1751 г. годовое производство составляло 5,6 тонны, то в 50-х гг. XVIII в. оно снизилось и колебалось от 3,3 до 5 тонн. Порошин понимал: для того чтобы повысить выработку, необходимы технические усовершенствования. Однако при этом он оставался приверженцем количественных подходов. В полном соответствии с укладом крепостнического государства главным средством увеличения выпуска продукции Порошин считал приписку к предприятиям новых крестьян и разночинцев в заводских районах, перевод части заводских жителей в категорию мастеровых, пожизненно прикрепленных к рудничным и собственно заводским работам, подчинение их жесткой военной дисциплине. При Порошине «уроки» мастеровым были еще увеличены. Что касается горных офицеров, таких как Ползунов, им Порошин велел постигать книжную науку, читать имевшиеся на заводах труды по горнозаводскому делу. Они были написаны в основном на немецком языке, и для Ползунова, не владевшего иностранными языками, недоступны. Так что ему приходилось постигать тонкости механики и прочих прикладных дисциплин в основном на практике.

Постепенно заводским начальством овладела идея строительства «огненного» (парового) двигателя с последующим использованием его на разных участках горно-металлургического производства. Эту задачу было решено поручить Ивану Ползунову. Склоняя его приступить к конструированию паровой машины, канцелярия не обещала ему ни командировок в столицу, ни тем более за границу для ознакомления на практике или хотя бы по чертежам с устройством паровых машин. Ползунова даже не освободили от обычной заводской рутины, отнимавшей у него много времени и сил. Ему лишь обещали, что не станут взыскивать с него убытки, если эксперимент не удастся. Кроме того, в случае успеха Ползунову посулили чин механикуса и «сверх обыкновенного годового жалованья сумму денег до двухсот рублей». Обещанный чин соответствовал чину подпоручика, а обыкновенное жалованье Ползунова составляло тогда 84 рубля в год, кроме этого, ему полагалось 38 рублей 70 копеек на содержание лошадей и 11 рублей 4 копейки на денщика. Всего выходило 133 рубля 74 копейки в год.