Рай в шалаше - Патриция Хэган

Анджела отметила, что настроение Гатора могло меняться моментально.

– Вот, стало быть, в чем вы меня обвиняете, – задумчиво промолвила она.

– Да, это не очень здорово, когда вы рискуете жизнью других людей, потворствуя своим прихотям, – подтвердил Гатор. – В этом я вас на самом деле обвиняю. Но вообще о риске и о жизни мы с вами говорить сейчас не будем, потому что мне надо возвращаться к работе.

Гатор поднялся на ноги. Анджела тоже встала.

– Все совсем не так, – быстро заговорила она. – Я всегда завидовала беззаботной жизни Эмили и Симоны. Они рассказывали о пении и танцах, и мне так захотелось все увидеть самой…

Гатор насмешливо приподнял брови.

– Может, я всего лишь простой работник с плантаций, но знаю кое-что о светской жизни. Мне известно, что богатые землевладельцы часто имеют по нескольку усадеб, всегда держат наготове дом в Новом Орлеане, чтобы приезжать туда в разгар оперного сезона; многие из них владеют большими пароходами и плавают на них по реке просто так, для развлечения. Я уж не говорю о бегах и многочисленных балах, на которые им приходится ездить чуть ли не каждый день. Так что не надейтесь: я не поверю, что вы решили попасть в это место, кишащее змеями и крокодилами, только лишь для того, чтобы отведать черепахового супчика и посмотреть, как танцуют под скрипку, – заключил он с язвительной улыбкой.

Хоть Гатор был почти на полголовы выше Анджелы, она уверенно встретила его взгляд, а когда заговорила, то голос ее не дрогнул:

– Вы ничего не знаете обо мне, Гатор, или как вас там зовут… и вообще не очень красиво судить незнакомого человека. Так уж вышло, что я не люблю званых обедов и балов, потому что люди, которые собираются там, по большей части глупы и скучны.

– Но это все равно не дает вам права рисковать собственной и чужими жизнями, так что, пожалуйста, избавьте меня от роли вашего постоянного спасителя, – заявил Гатор.

На мгновение их взгляды встретились. Наконец, глубоко вздохнув, Анджела пробормотала:

– Пожалуй, вам лучше уйти сейчас. Спасибо за то, что принесли мои вещи.

Он кивнул и шагнул вперед, раздвигая перед собой шатер из ивовых веток… но вдруг вернулся. В глазах его горел таинственный огонек.

– Не советую вам больше переплывать реку, мисс Синклер; а если это все-таки придет вам в голову, известите меня. – Сказав это, он решительно пошел прочь.

По всему телу Анджелы разлилось какое-то странное тепло, как будто Гатор, даже не дотронувшись, приласкал ее. Она никогда не испытывала подобного ощущения, но почему-то знала, что вспоминать о нем будет еще очень долго…

Раскатистый звон большого колокола, возвещавший о конце работы в Бель-Клере, нарушил тишину знойного июльского дня. Рабы и наемные работники вздохнули с облегчением и с поникшими от усталости головами побрели прочь с полей.

Среди них был и Бретт Коди по прозвищу Гатор. Как обычно, он шел один, избегая компании других каджунов, спешивших в Бау-Перо. Он вообще предпочитал одиночество. Компания предполагала тесные отношения с другими людьми, и, несомненно, ему пришлось бы услышать множество вопросов, на которые он не собирался отвечать.

Бретт был мрачен: он все чаще сожалел о том, что оставил море. Не важно, что Новый Орлеан был куда как далеко от Виксбурга, Миссисипи и от его прежней жизни в Блэк-Бау. Сладостный, диковатый аромат пышной листвы, перемешанный с дурманом, несшимся с хлопковых, рисовых и тростниковых плантаций, пробудил в нем горькие воспоминания, которые он хотел забыть. Нахмурившись, Гатор подумал, что Анджела Синклер удивительно похожа на Маргит. Впрочем, сказать похожа – значило ничего не сказать. Глядя на Анджелу, Гатор будто видел перед собой Маргит.

Он решительно отогнал от себя эти мысли. Красотка с огненными волосами, застигнутая им среди кустов, даже отдаленно не напоминала маленькую блондинку, воспоминания о которой были так горьки. Кроме того, изысканной Маргит и в голову бы не пришло бродить по лесу. Она предпочитала мир роскоши в обертке из кружев, шелков и цветов. Анджела напомнила Гатору Маргит лишь по той причине, что тоже была избалованной дочерью богатого плантатора.

– Эй, привет!

Гатор раздраженно оглянулся, не замедляя шага.

К нему по тростниковому полю бежала Симона.

– Послушай, нам надо поговорить! – Подбежав к Гатору, девушка пошла с ним в ногу. – Я беспокоюсь о подруге. Она не приходит повидать меня.

– Ну и хорошо, – буркнул Гатор.

– Ладно тебе! – Симона похлопала его по плечу, но тут же пожалела о содеянном, потому что он остановился и смерил ее презрительным взглядом. Глубоко вздохнув, Симона беспомощно пожала плечами и пролепетала: – Гатор, не разговаривать со мной – большая глупость. Это грубо. Я только спросила тебя о подруге, потому что хотела узнать, отчего она не приходит поболтать с нами. Я ее уже несколько недель не видала.

– Ей нечего здесь делать, – процедил сквозь зубы Гатор.

– Ты не имеешь права так говорить. – Симона начала выходить из себя, и даже его грозный вид не смог остановить ее. – Я с Анджелой дружила всю жизнь, а ты кто такой? А? Явился сюда невесть откуда! – Симона, когда злилась, совершенно забывала, как надо правильно говорить, и в ее речи появлялось все больше негритянских словечек. – Ты, поди, решил, что на все имеешь право, потому что твой папаша – надсмотрщик. Вообразил себе, что можешь указывать мне и моим друзьям, как жить!

Гатор пошел вперед, не обращая на девушку внимания, а Симона, раздосадованная его равнодушием, разошлась еще больше:

– Эй, ты! А не отвалить бы тебе туда, откудова пришел, а? И тебе, и твоему папаше! Слыхала я, что он – злой человек и бьет рабов! Он бы их до смерти забивал, да вот только побаивается получить кинжал в ребра! А ты в точности, как твой отец! Да! Разве не так?!

Едва сдерживая гнев, Гатор прибавил шагу и скрылся в кустах. Он до того разъярился, что даже не всматривался, как обычно, в тропу, чтобы не наступить ненароком на змею.

Впрочем, взглянув на его перекошенное от злости лицо, ни одно живое существо не осмелилось бы приблизиться к нему. Гатора трясло, потому что отчасти это была правда. Лео Коди – его отец – злой, жестокий человек, и говорить, что сын похож на отца, – означало страшно оскорблять Гатора.

Теперь ему больше, чем всегда, захотелось вернуться на море, но он не мог оставить плантацию раньше января, до которого было еще почти полгода. Дело в том, что, увидев его мощные мускулы, Элтон Синклер отвел Гатора в сторонку и предложил ему самое высокое жалованье и большую премию, если тот согласится проработать до конца молотьбы. Бретт согласился только лишь потому, что ему предстояло расплачиваться по долгам матери. Он знал: папаша Лео даже и не подумает помочь ей. Лео тратил все заработанное на карты, виски и женщин. Он всегда так поступал и не собирался менять своих привычек.