Изображение военных действий 1812 года - Михаил Барклай-де-Толли

Пока он распоряжался и собирал войска, Барклай де Толли атаковал, на рассвете 10 марта, передовую цепь его и опрокинул ее. Казаки и стрелки, выбившись из глубокого снега, в котором вязли двое суток, обрадовались выходу на гладкую дорогу; быстро понеслись за неприятелем и были уже в одной версте от Умео.

Убедившись в превосходном числе наших сил, и справедливо заключая, что если русские одолели препятствия перехода через Кваркен, то явились на шведский берег с решительностью искупить победу во что бы то ни стало, – граф Кронштедт не хотел вступать в дело, не обещавшее ему успеха.

Желая остановить дальнейшие действия нашего отряда переговорами, он прислал к Барклаю офицера, с предложением свидания, и получил в ответ, что наступательное наше движение ни под каким предлогом не может быть остановлено: если же он требует пощады, то должен явиться сам, лично. Кронштедт не замедлил приездом. «Вся Швеция желает мира» – сказал он Барклаю де Толли, и, сообщив ему, что царствовавший тогда король Густав-Адольф IV лишен престола, предложил уступить нам Умео без боя и заключить конвенцию о прекращении военных действий.

Барклай де Толли принял предложение графа Кронштедта и подписал с ним конвенцию, которую шведы обязывались очистить Умео и всю Вестронботнию, до реки Эре, оставив нам все магазины и взяв с собой провианта только на четыре дня. Оба начальника обязались донести своим главнокомандующим о заключении конвенции; в ожидании же повелений от них, условились прекратить военные действия, с тем чтобы, в случае возобновления их, одна сторона предварила другую за 24 часа.

Причинами, побудившими Барклая де Толли заключить конвенцию, были: 1) желание сохранить в Умео магазины, не давая шведам времени истребить их; 2) необходимость оставить земские начальства на занимаемых ими местах, без чего нельзя было делать распоряжений о дальнейшем продовольствии, если бы отряду пришлось еще долго оставаться в Умео; 3) невозможность отрезать шведам отступление к Стокгольму, куда дорога была занята ими заблаговременно.

«Конечно, – доносил Барклай де Толли, – мог бы я, принудив неприятеля к сражению, одержать над ним некоторую поверхность, хотя, впрочем, силы его были против наших равные, но люди его были свежие, а наши, весьма уставшие от чрезмерно глубоких снегов. Он имел артиллерию, а наша следовала вся за 1-м отделением; но впоследствии мы оттого не имели бы никаких выгод, а может быть, много вреда; личному же моему славолюбию жертвовать общей пользой я почел бы себя преступником и недостойным доверенности моего Государя.

Неприятель очищает нам земли в одну сторону, к Стокгольму, до 200 верст, отступая с войсками своими в Гернезанд; о войсках же его, находящихся между Умео и Торнео, я никакого не делал условия; следственно, когда граф Шувалов начнет свои действия, я, собрав здесь между тем все полки, идущие ко мне через Кваркен, в знатных силах, буду иметь средства стеснить их и принудить положить оружие свое перед победоносным войском его императорского величества».

В самый день заключения конвенции, 10 марта, русское войско вступило с торжеством в Умео, и шведы обратились к реке Эре. В магазинах Умео найдены были 4 пушки, 2820 ружей, довольно значительное количество снарядов и амуниции, 1600 бочек разного продовольствия и на месяц провианта и фуража для нашего отряда. Заняв Умео, Барклай де Толли немедленно отправил Филисова, с двумя батальонами, сотней казаков и двумя орудиями, по дороге к Торнео, где, по слухам, находились шведские магазины, с запасными снарядами, орудиями, ружьями, порохом, свинцом, амуницией и хлебом.

Следуя предписанным трактом, авангард Филисова встретил у Ратана небольшую команду шведов и отбил у нее транспорт с хлебом, 20 зарядных ящиков и 21 лафет. В самом Ратане наши овладели замерзшим недалеко от берега гальетом, нагруженным 900-ми бочками пороха и несколькими сотнями пудов свинца, а за Ратаном взяли две 12 фунтовые пушки, следовавшие в Стокгольм.

Одиннадцатого марта отряд Барклая был усилен пришедшим из Вазы в Умео Навагинским мушкетерским полком, вслед за которым долженствовали прибыть еще три полка. В ожидании, их Барклай де Толли начинал принимать меры к утверждению своему на шведском берегу, как 12 марта получил повеление немедленно возвратиться в Вазу.

Имея в виду необходимость отдохновения войску, после утомительного перехода через Кваркен, где до 200 человек ознобили себе члены, и не желая поспешным возвращением из Швеции дать походу нашему вид принужденного отступления, он пробыл в Умео еще три дня и тогда, 15 марта, пошел в обратный поход через Кваркен.

«В кратковременное пребывание русских войск на шведском берегу, – доносил Барклай де Толли, – соблюдали они совершенный во всем порядок; ни один обыватель не имел причины принести ни малейшей жалобы; поведение и дисциплина российского солдата произвели здесь всеобщее удивление. Мне восхитительно было слышать все неисчислимые похвалы сему победоносному войску, со вступлением коего жители в отчаянии полагали быть навек несчастливыми.

Умеоский губернатор, с депутацией от дворянства, купечества и поселян, изъявили мне благодарность, со слезами на глазах, за великодушное с ними обращение войска, говоря, что они обязаны прославлять навеки священное имя благотворящего императора Александра.

Перед выступлением в Вазу, Барклай де Толли обнародовал в Умео объявление, излагая в нем, что Российский император велел вступить своим войскам в средину Швеции единственно для ускорения мира, к собственному благополучию шведов, и потому, не только имущество каждого было сохранено, но все взятые оружием нашим магазины, с амунициею, провиантом и артиллериею, отдаются им обратно.

«Увезти с собой взятую добычу, – доносил Барклай де Толли, – походило бы единственно на корыстолюбие, а истребить и привести в негодность все доставшиеся нам вещи не было бы знаком миролюбия с нашей стороны». Отряд возвращался из Умео, имея за собой более ста обывательских подвод для облегчения солдат, причем казаки употребляли своих лошадей под казенные обозы и под своз усталых людей, и тем спасли многих солдат от ознобления и болезней. Прибыв в Вазу, отряд расположился на кантонир-квартирах.

Так совершился переход вверенных Барклаю де Толли войск через Кваркен; переход, принадлежащий к самым достопамятным событиям в наших военных летописях. Рассматривая его отдельно, мы видим в нем только двое суток продолжавшуюся борьбу с зимней стихией и занятие Умео без всякой пользы, но в сущности появление нашего отряда в недрах самой Швеции имело ту важную выгоду, что облегчило действия графа Шувалова, значительно ослабившие шведские войска и отделившие от них почти все, находившиеся с ними в соединении, войска финские.

Долг справедливости требует сказать, что первым виновником перехода наших войск через Кваркен был граф Аракчеев, но кто отнимет честь и славу выполнения этого трудного перехода от Барклая де Толли? Признательный к новой заслуге Барклая, император Александр произвел его в генералы от инфантерии, а всем нижним чинам корпусов Абоского, Вазского и Улеаборгского, участвовавшим в перенесении наших знамен в недра Швеции, пожаловал серебряные медали, для ношения на груди, на голубой ленте, и еще денежное награждение.