Оскал "Тигра". Немецкие танки на Курской дуге - Михаил Парфенов

— Отто! Рад, что ты живой! — я радостно вскочил, и мы пожали друг другу руки. — Присаживайтесь!

— Да, живой. Хотя потрепали нас сильно, — он опустился на бревно рядом со мной.

Унтер остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.

Посмотрев на него, Отто обратился ко мне:

— Позволь, Пауль, представить тебе моего приятеля Бруно Фишера, — затем указал унтеру на меня и добавил: — А это Пауль Беккерт, героический командир «тигра».

Я попытался изобразить на лице смущение, но Отто отмахнулся:

— Ничего не хочу знать! Настоящий герой! — засмеялся он. — Я видел, как ты в село ворвался.

— Да брось, — мне вдруг и правда стало неловко от его слов. — Там даже времени подумать как следует не было.

— Бруно рассказал мне, как ты вытащил его из передряги, — продолжил Отто. — Вот, хочет поблагодарить тебя лично.

Парень кивнул, он явно волновался:

— Да, спасибо от всего экипажа. Я думал, нам крышка. Это ведь мой первый бой. По нам снаряды лупят, я уже молиться начал, а тут вы подоспели.

— Ты присаживайся, день тяжелый был.

— Спасибо, — он присел, но по-прежнему в нем чувствовалась неуверенность.

Мы с Отто для него были настоящими танковыми асами, и он стыдился, что так оконфузился в бою. Вероятно, как и большинство подобных ему юнцов, полагал прежде, что в первом же бою начнет крушить врага направо и налево и о нем тут же напишут в газетах.

— Расслабься, Бруно, — сильно хлопнул его по плечу Отто. — Я в первом бою чуть в штаны не наложил, и ничего. Пауль эту историю знает. Я тогда на «трешке» разъезжал. Снаряд долбанул прямо в смотровую щель, внутри все болты и клепки повылетали. Пороховыми газами и гарью весь нос и глотку выжгло. Грохот, звон страшный стоит, я ничего не слышу, в глазах темнота кромешная. Даже сознание на время потерял. Танк остановился. Меня из машины вытащили, я очухиваться стал. Себя ощупываю — вроде цел. Но чувствую, что-то теплое по ногам течет. Думаю — вот позор, обосрался перед друзьями, боевыми товарищами! Оказалось, отлетевшим болтом мне ногу зацепило, и кровь по бедрам течет.

— Да, помню эту историю, — засмеялся я. — Не беспокойся, Бруно. Твой дебют, в отличие от старика Отто, прошел нормально. А то, что растерялся, так это с кем не бывает. Я, например, первое время блевал постоянно с непривычки. Мы — солдаты, и нам не зазорно бояться. Не боится только сумасшедший. Главное, страх направлять в нужное русло. А остальное придет с опытом.

— Верно, Пауль, — подтвердил Отто.

— Послушайте, — мне не давало покоя странное поведение «пантер» на нашем участке, и я не мог не задать этого вопроса. — Что там с вашими «пантерами» случилось?

— И не спрашивай, — тяжело вздохнул Отто. — Мы с ними намаялись, еще пока сюда шли.

— ?

— Мало того что танки не готовы для боя, — Отто чуть склонился ко мне и заговорил тише, — так еще этот чертов режим секретности. Представляешь, на занятиях по изучению танка нам было запрещено что-либо записывать. Ты сидишь в душном кабинете, тебя в сон клонит, голова тяжелая, а записи вести нельзя. Запоминай! И инструктора, эти чертовы свиньи, лекции тоже читали по памяти. Мы даже толком на «пантерах» не ездили и не стреляли. Пару раз погоняли по полигону, и довольно. А действия подразделений в боевых условиях на уровне рот и батальонов? Да мы и слыхом об этом не слыхивали. Только на уровне взводов немного потренировались. Вот в реальном бою экипажи и превратились в безмозглое стадо.

Я прекрасно понимал Отто, ведь тоже первое время долго привыкал к «тигру» и сидел в машине с инструкцией, лихорадочно ее изучая. Командование требовало быстрых действий, и обучение проводилось в спешке, фронт нуждался в бронированной технике, на нас надеялись. А как тут все усвоишь, если неделями недосыпаешь?

— Я так тебе скажу, Пауль, — продолжал Отто. — Нам просто не хватило времени. Все делалось в спешке, «пантеры» не прошли должных испытаний. И вот теперь мы имеем потери. Я со своим танком тоже намаялся. То одно отлетит, то другое. Мы когда на станции их получили и пошли сюда маршем, два танка просто сгорели по дороге.

— Мины?

— Какие, к черту, мины? — Отто посмотрел на меня как на умалишенного. — Еще партизан приплети! Чертовы двигатели, чертовы конструкторы! В карбюраторах топливо сгорает не до конца и попадает в выхлопные коллекторы. Растекается, и сам понимаешь, как легко может вспыхнуть. Электропроводка горела от этого. Вот мы два танка на дороге и оставили. Бруно свидетель.

Фишер в подтверждение кивнул.

— А экипажи?! В основном необстрелянные ребята типа Бруно. Ты извини, приятель, — Отто повернулся к Фишеру. — Не ваша вина, но это так. Бруно славный парень, но ему доверили чудо-агрегат, который выходит из строя без участия противника. Отлично! Русские могут ложиться спать, мы сами себя угробим!

— Не кипятись, — постарался я его успокоить. — Чего ты завелся?

— А завелся я оттого, что, по сравнению с «пантерой», у русских танки сейчас — дерьмо. Я их могу на ствол насаживать с любой позиции, но они накатывают волна за волной, ты сам видел. И если мы их берем мощью и дальностью стрельбы, то этого, друг мой, недостаточно. Мы тут второй день и уже потеряли несколько машин только из-за недоработок. Я — солдат и буду сражаться, даже сидя в консервной банке из-под датских шпрот, но куда смотрит командование?

Словно услышав смелое заявление Отто «сражаться, даже сидя в банке», русские неожиданно открыли огонь по селу. Большинство снарядов не долетало, и «концерт» был исполнен ими скорее для острастки, но шороху они понаделали. Все вокруг засуетились, забегали в поисках укрытий, благо иваны и тут постарались нарыть длинные, глубокие траншеи. Я вжался в землю, закрыв уши ладонями. Отто и Фишер залегли рядом. В темноте яркими бутонами расцветали взрывы. Грохот стоял неимоверный.

Обстрел длился всего пару минут — русские показали, что нам рано расслабляться. Судя по отсутствию новых разрушений в этом богом забытом селе, они даже не особо целились. Мы встали и отряхнулись. Отто и я выглядели совершенно спокойными, а вот Фишер заметно нервничал. Отто достал пачку «Р 6», дал нам по сигарете и прикурил сам. Мы снова, как ни в чем не бывало, уселись на лавочке. Некоторое время молчали, выпуская ароматный дым в небо.

— А связь? — вдруг в сердцах проворчал Бруно. — Представляешь, Пауль, нам запретили настраивать рации и выходить в эфир до начала атаки. Мой радист настраивал станцию, когда уже бой начался, и первое время я не мог понять, как действовать, куда двигаться.

— Так и было, — подтвердил его слова Отто. — Я лично поначалу надеялся исключительно на свои глаза и уши. А этого для такого массированного наступления маловато. Я должен взаимодействовать с другими машинами, работать в команде, а у меня в наушниках сплошной треск.

— Удивили вы меня, конечно, — сказал я. — В эфире «пантер» не слышно, оглядываюсь, танки идут вразброд. Как действовать — непонятно. Впереди минные поля, а вы туда прете.