Кошмарная практика для кошмарной ведьмы - Анна Замосковная

Дилижанс стал размером с яблоко, и по спине от жары заструился пот.

Дилижанс стал размером с ноготь, а я ещё не могла поверить, что это происходит со мной.

Дилижанс растворился в голубоватой дымке горизонта, только тогда я взялась за полированные ручки чемоданов.

Сначала идти получалось вполне бодро. Ну первые пятнадцать минут точно. Потом как-то не очень. Я отмеряла расстояния по участкам полей с разными посевами, других ориентиров не было, настолько всё вокруг однообразно.

Единственными существами, помимо меня, в этом кошмарном месте были облачные звери. Они скользили по небу вместе с островами пышных крутобоких облаков, заметные только по белёсым и красным лентам свисавших до земли лап – зрелище, достойное любования, если бы не ситуация.

Долго и упорно я волокла чемоданы, проклиная неподъёмные книги, нелепые надежды, свою неудачу, людей, которые не хотели проехать по этой проклятой дороге. Дождь. Себя за то, что не интересовалась бытовыми заклятиями. Ливень. Град я уже называла совсем неприличными словами.

Но я тащилась дальше в надежде на тёплый приём, чашку чая и сладкий пирог и с ещё большей надеждой переночевать не в поле. С чего бы такая наивность?

Увы, в последних лучах солнца я видела только покрасневшие поля, перелески, ракиты с терновником вдоль тракта. И ни единого признака жилья. Небо нависало надо мной кроваво-фиолетовыми тучами. Потом стемнело.

А потом я увидела свет и побежала к нему.

И поняла, что свет во тьме – это не всегда хорошо.

Пережила это – самой не верится. Да за такую ночку мне следовало преддипломную практику засчитать! И диплом выдать!

Такими мыслями я, залитая и оглушённая ливнем, старательно себя подбадривала, вздрагивая от ударов молний и грохота, впиваясь окоченевшими руками в шкуру оборотня, изнывая от боли в промежности.

За серой стеной воды едва различалась дорога. Сколько проехала? Сколько осталось? Может, возле дороги был дом или укрытие, а я не заметила. Может, Холенхайм совсем рядом, буквально в двух шагах, а я не вижу.

Может… голова клонилась к груди, мокрые волосы загораживали обзор, меня обволакивала тьма…

Заставила себя выпрямиться. Сильный дождь затекал в глаза, и, чтобы держать их открытыми, приходилось склонять голову. Но со склонённой головой сильнее хотелось спать и, снова задрёмывая, я вздрагивала от ужаса: только бы не уснуть!

Может, добить оборотня и ждать на обочине, пока спасут? Должен же кто-то ездить по этой проклятой дороге… Тьма окутывала сознание, боль в висках гасла, веки опускались… спать… просто подремать секунду. Голова упала на грудь, вздрогнув, я выпрямилась до боли в спине. Холодная вода струилась по лицу.

Нет, так просто не сдамся, даже усталости. Зря, что ли, столько боролась?

Но правильно говорят: труднее всего бороться с собой. Усталость была моя, и с ней сражаться сейчас труднее, чем с зомби.

Дождь редел, уже не бил по плечам, придавливая к волчьей спине. Шелест воды стихал, вот я смогла рассмотреть измордованные ливнем лоскуты полей, просёлочные дороги… И тёмное пятно в конце дороги.

Пятно росло. Зерновые сменились клевером, насыпь тракта пошла под уклон. Неужели город? Я подалась вперёд, и оборотень затрусил быстрее, хребет вонзался в промежность, я чуть не взвыла, снова навернулись слёзы, волосы мокрыми плетями били по лицу, но шага я не сбавила.

Впереди действительно был город. Влажно блестели красные черепичные крыши и шпили храмов, гигантская лента радуги выросла из его сердца и растворилась в свинцовых облаках. В прореху туч брызнуло золото лучей, и Холенхайм, его угловатые крыши и шпили, высокая стена, обитые медью ворота – всё засверкало, изумительно яркое и тёплое по контрасту с холодными цветами неба и теней.

В груди стало тесно, рыдания душили. Склонившись на мокрую, пахшую псиной и мертвечиной холку, я заскулила и засмеялась, и чуть не задохнулась от радости.

Я почти добралась. Ещё немного – и всё наладится.

Пахло свежестью дождя, грозой, мокрым клевером. Холенхайм казался невероятно красивым. Блеклые, уходившие в небо дымы печных труб напомнили о тепле и еде. Жгучее желание оказаться там быстрее погнало оборотня рысью, я обхватила мохнатую шею, путаясь в своих и его ощущениях. Мы закружились по дороге, взметнули брызгами лужи.

Сосредоточившись, я заставила его идти ровно. Выпрямилась и даже слегка разжала посиневшие от холода пальцы. Улыбалась так, что от напряжения ныли мышцы, но не улыбаться не могла! Выпятила солидную грудь и вскинула голову. Боевая ведьма я, одержавшая победу над армией зомби, или кто? Без диплома, правда, «или кто», но зомби победила!

Ну и что, что выгляжу хуже некоторых бродяг? В моём положении простительно. Я попыталась привести волосы в относительный порядок, но закоченевшие пальцы плохо слушались, и, плюнув, я сложила руки на холке. Насыпь кончилась, дорога стелилась на уровне клеверного ковра. Уютно пахло дымом и, если не мерещится, хлебом.

Массивные створки потемнели от времени, и новенькие полосы меди ярко выделялись, как и свежие рисунки гербов. На левой створке – на гладком зелёном поле пять чёрных дорог сходились в напоминавший ухо город. Насколько знаю, это план Холенхайма в год, когда он получил звание города и право на собственный герб. На правой створке – чёрное поле вертикально делил двуручный серебряный меч с луной вместо навершия, слева и справа на неё выли золотые волки. Герб главного местного аристократа – главы клана оборотней графа Эйлара.

И сижу я наверняка на соклановце графа. Неловко вышло – и оскорбительно для аристократа. Надо бы слезть, пока никто не увидел…

Вверху скрипнуло. Я вскинула голову.

Вытаращив блеклые глаза, на меня смотрел юный стражник, почти мальчишка. Спросил дрогнувшим голосом:

– Ты кто?

– Практикантка. У вас там штатного мага убили.

Глаза стражника округлились ещё больше. Я вяло махнула себе за спину.

– Там ещё гора трупов в паре часов езды на оборотне. Тех, что на поле упокоили, я поближе к дороге оттащила, но на неё не выносила. Вы бы разъезд отправили – там, может, ещё зомби бродят.

Юнец побледнел на пару тонов, верхняя губа с редкими волосками заблестела от пота.

– Как убили? – Он подтянул к макушке сползавший на лоб шлем.

– Зубами, – усталость наваливалась, смежая веки. – Загрызли его.

– Вы его упокоили?