Пальмы в снегу - Лус Габас

Килиан рассеянно кивнул, увлеченный рассматриванием величественных зданий Испано-американского банка, «Ла Уньон» и «Феникс Эспаньол», с квадратными и круглыми окнами, колоннами у входа, вычурными фронтонами и коваными балкончиками.

Под конец прогулки они решили заглянули в кафе, подсвеченная вывеска которого гласила, что заведение – одно из самых грандиозных в Европе. Килиан прошел черед двойные двери вслед за братом и застыл. Перед ним была широченная лестница, ведущая в зал, заполненный музыкой, голосами и табачным дымом. Вдоль галереи второго этажа пробегали тонкие перила. В памяти всплыла сцена из фильма, который он видел однажды в Бармоне. Там молодой человек поднимался по такой же лестнице, перекинув через руку плащ и держа в другой сигарету. Сердце Килиана забилось чаще: обстановка казалась слишком изысканной. Как и публика. Элегантные платья с вырезом и бантами, короткие и светлые, отлично подогнанные по фигуре, не шли ни в какое сравнение с длинными юбками и мешковатыми жакетами деревенских женщин. На мужчинах белые рубашки и тонкие черные галстуки. Впрочем, и Килиан был в такой же рубашке, что не могло не подбодрить. Кто здесь скажет, что он с малолетства разгребал навоз в хлеву?

Хакобо приветственно махнул кому-то в дальнем углу, и Килиан увидел мужчину, жестом приглашающего их за столик.

– Невероятно! Вот так встреча! – воскликнул брат. – Сейчас я вас познакомлю!

Они лавировали между столиками. Народу было не продохнуть. Мужчины курили «Кемэл» и «Бизонте», пили бренди или анисовую водку, а женщины – шампанское или мартини-бьянко. На площадке перед оркестром танцевали пары. Ничего подобного ни в Пасолобино, ни в окрестностях не было. Летом они танцевали на площади, а зимой собирались у кого-нибудь в гостиной, куда приносили стулья и ставили вдоль стен, чтобы хватало места. Девушки сидели, пока парни не приглашали их, или танцевали друг с другом. Старомодные пасадобли, вальсы и танго под аккомпанемент аккордеона, гитары и скрипки конечно же не шли ни в какое сравнение со здешними зажигательными плясками.

В нескольких шагах до столика Хакобо остановился и прошептал:

– Вот что, Килиан: на людях мы не говорим на нашем диалекте. Только когда одни. Я не хочу казаться деревенщиной. Понял?

Килиан согласился, хотя понимал, что будет непросто. А Хакобо уже сердечно пожимал руку незнакомцу.

– Что ты тут делаешь? Ты же должен быть в Мадриде!

– Садитесь, расскажу. – Мужчина указал на Килиана. – А это, стало быть, твой брат?

– Килиан, это Мануэль Руис, светило медицины, которого за каким-то чертом отправили в Гвинею, – засмеялся Хакобо, и мужчина улыбнулся. – А это мой брат Килиан, который пока не знает, чем ему заняться.

Они пожали друг другу руки и опустились на полукруглый кожаный диванчик, Хакобо сел на стул с резной спинкой. Певец в коротком сером пиджачке затянул известную песню Антонио Мачина «Черный ангел», и зал разразился аплодисментами.

– В Мадриде такого нет? – пошутил Хакобо.

– Да полно, на каждом углу и вдвое больше. Но я приехал подписать бумаги. Мне предложили удачный контракт в Сампаке.

– Да это же здорово! Дамасо слишком стар для такой работы.

– Но я не такой опытный, как он.

– Но и он не со всем справлялся. Ты когда отбываешь?

– Еду в Мадрид завтра. Мне взяли билет на четверг на…

– …«Сиудад де Севилья»! – произнесли они хором и рассмеялись.

– Отлично. Мы тоже плывем на нем! – Хакобо понял, что брат выпал из их беседы и обратился к нему: – Мануэль работает в больнице Санта-Исабель. Он будет в полном нашем распоряжении все время. За это стоит выпить! – Он повертел головой в поисках официанта. – Ты уже ужинал? – обратился он к приятелю.

– Нет еще. Здесь, кстати, есть трупиалы[2].

– А, трупиалы! – хмыкнул Хакобо.

Килиан догадался, что это слово как-то связано с меню.

Певец допел последние строчки – о художнике, который не может вспомнить черного ангела, которого недавно нарисовал на стене церкви. Его проводили овациями; пианист заиграл джазовую композицию – такую быструю, что всего несколько пар отважились выйти на танцпол.

– Обожаю буги-вуги! – Хакобо прищелкнул пальцами и повел плечами. – Жаль, потанцевать тут не с кем. – Он обвел взглядом зал и помахал стайке девушек, ответивших хихиканьем, но не подошел к ним. – Ну, ничего, скоро я смогу удовлетворить свои желания сполна.

Килиан танцевать не любил, однако заметил, что неосознанно отбивает ритм ногой.

Официант принес заказ. Лишь посмотрев в тарелку, Килиан осознал, насколько проголодался: жареный кальмар давно уже переварился. Засомневался было, смогут ли копченый лосось, канапе с икрой, охлажденные цыплята-корнишоны (те самые трупиалы) и говядина, фаршированная трюфелями, наполнить его желудок: он привык к более грубой пище. Но еда оказалась вкусная, и особенно под хорошее вино. После ужина Хакобо заказал джин, поскольку даже в «самом большом в Европе заведении» не подают его любимый виски, а Мануэль и Килиан ограничились бренди «соль и сомбра».

– Килиан, – обратился к нему Мануэль, – как ощущения в начале путешествия? Волнуешься?

Килиану врач пришелся по душе. Ему было около тридцати, среднего роста, худощавый, светловолосый и светлокожий, умные голубые глаза прятались за стеклами очков в роговой оправе. Его манера разговора подсказывала, что он человек серьезный и образованный, но после пары бокалов он стал более открытым и приветливым.

– Немного, – признался Килиан. Ему не хотелось говорить, насколько ему страшно. И как-то все быстро произошло: еще вчера ухаживал за скотом, а сегодня пьет бренди в компании дипломированного врача в роскошном заведении. – Но я рад оказаться в такой приятной компании.

– Расслабься, Килиан! – Хакобо хлопнул брата по спине. – Это твой ум тебя запугивает. Мы все через это прошли. Верно, Мануэль?

– В мою первую поездку уже в Бате я готов был повернуть назад, – подтвердил Мануэль, потягивая напиток. – Но в следующий раз я чувствовал себя так, будто всю жизнь езжу в Фернандо-По. – Он сделал паузу и добавил: – Ты привыкнешь к этому. Как и к чертовым москитам. Сам увидишь.

Спустя три часа, изрядно выпив и накурившись сигарет из красной жестянки «Кравен А», которые после крепкого домашнего табака показались Килиану слишком легкими, братья попрощались с Мануэлем и нетвердой походкой побрели в хостел. На Пласа-де-Эспанья они перешли трамвайные пути, и Хакобо побежал вниз по ступенькам в общественный туалет. Килиан дожидался его, опираясь на стальные перила. Неоновая подсветка террас на крышах помогала мощным четырехламповым фонарям разгонять мрак вокруг фонтана с бронзовой статуей на каменном пьедестале в центре. Под крестом ангел поддерживал раненого мужчину, который не в силах был дотянуться до выпавшего из его рук оружия. Памятник был посвящен погибшим за веру и родину. Килиан поднял глаза к небесам, собираясь вознести молитву, но вместо этого стал читать неоновые надписи: «Аве-крем», «Галина Бланка», «Радио Иберия», «Лонгинес – лучше наручные часы», «Диспак», «Филлипс»… Он попытался мыслить ясно, но почувствовал дурноту, и причина была не только в алкоголе. Он покинул свой дом этим утром, а как будто прошла уже вечность, и путешествие предстояло долгое. Едва справившись с собой, обратил взгляд к каменному ангелу и попросил удачи и сил.