Аптекарша - Ингрид Нолль

— Как видишь.

— Тогда где он был раньше? — Впрочем, я уже смутно догадывалась где: не иначе как в тюрьме. Разумеется, я поинтересовалась, за что его посадили.

— Не знаю, меня это не касается, — явно соврал Левин. И убежал в свою комнату звонить. Выждав минуту-другую, я подкралась к его двери, но, кроме невнятных возгласов типа «ах вот оно что» и «ну конечно», ничего не услышала.

Марго живет у Германа Грабера в квартирке для гостей с отдельным входом, неужто теперь она поселит там мужа-уголовника? Этого никак нельзя допустить, иначе одному Богу известно, какая шпана заполонит нашу виллу. У меня даже мурашки по коже забегали. Нет уж, страницы моей биографии, посвященные уголовникам, психам и наркоманам, перевернуты и закрыты раз и навсегда. С другой стороны, нельзя же эту Марго просто выкинуть на улицу, она пока что ничем не проштрафилась, а услуги ее даже после прибавки все равно стоят очень недорого.

Левин вернулся после разговора с Марго какой-то взъерошенный.

— Она напугана. А я не знаю, как ей помочь. Может, ты знаешь?

— А развестись она что, не может?

— По-моему, она боится, что тогда он ее вообще убьет. Не лучше ли ей дать ему немного денег, и пусть катится.

— А твой дед знает, что она замужем?

— Да нет, он не спрашивал никогда.

Левин нервно расхаживал взад-вперед по моей комнате. Ему явно не давало покоя еще что-то.

— Послушай, а тот яд — ты его выбросила? — спросил он наконец.

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Как я понимаю, ты его не нашел?

Он взвился.

— Думаешь, мне приятно вечно зависеть от твоих денег? А старик только небо коптит, ему все равно помирать, не сегодня, так завтра.

— Выражайся, пожалуйста, яснее: какое все это имеет отношение к яду?

— Элла, ты очень хорошо знаешь, что я имею в виду. Я придумал совершенно безопасный способ. Мы бы враз избавились от всех наших забот. Зажили бы в роскошном доме, я открыл бы в Фирнхайме практику, особо утруждаться нам бы тоже не пришлось, денег на путешествия и увлечения сколько угодно — ну скажи, разве тебя это не прельщает?

Я была в ужасе. С трудом выговорила:

— Замечательная мечта, она может осуществиться и без убийства.

— Да какое убийство! Острая сердечная недостаточность, домашний врач прекрасно знает, что старик в любую секунду перекинуться может.

— Вот и подожди, пока он сам умрет.

— Да не могу я ждать. У меня долги.

Как выяснилось, «долги» — это не мои деньги за его «порше». Оказывается, муж Марго его шантажирует.

— Он меня просто укокошит, если своего не получит.

Я почувствовала, как почва уходит у меня из-под ног. Левин, этот студентик из добропорядочной семьи, первый мой возлюбленный, с которым я даже связывала брачные планы, — и замешан в каких-то темных делах, о которых я и расспрашивать-то боюсь. Я разревелась.

Левин обнял меня, стал целовать, успокаивать. Когда наконец я перестала прятать лицо в его промокшей от моих слез рубашке, я обнаружила, что вид у него тоже совсем невеселый.

— Послушай, — всхлипнула я, — давай начнем все сначала, с нуля. Я просто забуду все, что ты мне только что сказал, а ты вернешь деду столовое серебро и украшения.

— Чтобы он точно знал, что я их стибрил, он-то думает, что это сделала предшественница Марго.

— Просто сознайся и попроси прощения.

— Ага, и он лишит меня наследства.

— Нет, если честно покаешься, он простит.

— Ни в жизнь. Но раз уж ты так настаиваешь… Где эта дребедень?

Я встала, вынула из шкатулки золотую цепочку с кулоном в стиле модерн, браслет с зеленой эмалью, брошь в виде змеи, потом принесла из кухни большую салатную вилку, разделочный нож, прибор для рыбных блюд и изящные чайные ложки. Несколько вещиц я, возможно, забыла, но остальное лежало перед Левином на столе.

— Так это вообще приданое моей бабушки, — изумился он, будто видя все эти вещи впервые, — это ей принадлежало, а вовсе не деду.

Я задумчиво перебирала цепочку, которая шла мне ну просто идеально, так, будто именно для меня ее изготовил какой-то влюбленный ювелир. На что она старику? И зачем ему тяжелое столовое серебро, ежели он давно привык обходиться обкусанной ложкой и гнутой вилкой? Я подумала немного — и положила все на прежнее место.

Из своих частых деловых поездок отец любил привозить мелкие сувениры: брикетики гостиничного мыла, подушечки шампуня, конверты и бумагу с эмблемой приютившей его гостиницы, игрушечные пачки сливочного масла. Родительские привычки заразительны, вот и я храню дома солидные запасы маленьких подарков — шариковых ручек, лакричных леденцов, шоколадок, — которыми мы балуем покупателей нашей аптеки. И здесь, в больнице, я собираю урожай от обильных завтраков и ужинов — мелкие расфасовки плавленого сыра и копченой колбасы, кругляшки меда и джема, не считая бананов и яблок. И госпожа Хирте вносит лепту в мои припасы, без лишних слов оставляя свои дары на моем ночном столике. Недавно Павел привел ко мне всех троих детей, причем уже совсем к вечеру, но когда лежишь в первом классе, часы посещений соблюдаются не слишком строго, — и я вручила им внушительный пакет гостинцев.

Мы как раз пили чай. Лене тоже захотелось попробовать, ей пришлось очень широко раскрывать свой маленький ротик, чтобы управиться с толстой фарфоровой чашкой. Госпожа Хирте, по обыкновению, не проявила к детям ни малейшего интереса и сразу же уткнулась в книгу. Обе старшие дочки, к сожалению, очень похожи на свою мать, причем это мое «к сожалению» относится не к их внешности — они все трое прехорошенькие, — а к моей зависти. Зато про младшего, моего любимца, этого, к счастью, не скажешь, он ни на кого не похож.

Когда гости мои откланялись, было еще не очень поздно. Но госпожа Хирте с плохо скрываемым нетерпением в голосе сказала:

— Ляжем сегодня пораньше. Вчера я, наверно, задремала — как-то я не вполне поняла, в связи с чем муж Марго шантажировал вашего Левина…

Несколько лет назад Левин и Дитер — муж Марго — были задержаны на греческо-турецкой границе. В печке их автомобиля обнаружили героин, машину конфисковали. У них был уговор: в случае прокола Дитер всю вину берет на себя, Левину конфликтовать с законом никак нельзя, дед тут же лишит его наследства, причем раз и навсегда. Но зато Левин по их уговору должен был раздобыть деньги, нанять именитого адвоката и, при возможности, добиться освобождения товарища под залог. Он ничего не смог. Герман Грабер не дал ему ни гроша и не поверил ни единому слову из наспех сочиненной им небылицы: дескать, некий незнакомец спас ему жизнь, защитив от банды уличных грабителей, но сам при этом оказался в тюрьме за нанесение тяжких телесных повреждений, хотя и действовал в пределах необходимой самообороны.