Тайна Ирминсуля - Юлия Эфф

– Что с тобой, Мари? – искренне испугалась Люсиль, вскакивая и протягивая руку в белой ажурной перчатке.

– Спасибо, всё хорошо, голова немного болит, – Маша виновато улыбнулась на устремившихся к ней отца и Армана, наверное, решивших, что она собралась падать в обморок: – Скорее всего, я проспала слишком долго.

Люсиль усадила подругу рядом с собой, не подозревая об истинной причине отчаянного взгляда и дергающейся щеки: «радио» в голове Мариэль тарахтело возбудившимся попугаем и так преуспело в наборе гадостей, что даже Антуан на фоне этого голоса показался милым и вежливым собеседником.

– Фух, не пугай нас! Мы и так все переволновались за тебя. Мы узнали, что с тобой всё в порядке, и пришли сказать, что мои родители приглашают тебя и Антуана завтра к нам домой на обед…

«Кры-ы-ыс-сы! Придумали предлог, чтобы узнать все секреты!» – ругнулось «радио», и Маша поморщилась в очередной раз, потёрла лоб. Если бы подзатыльник самой себе помог бы выбить этот голос, она с удовольствием сделала бы это даже в присутствии собравшихся в зале. Но исход возможного эксперимента был не точен, посему приходилось терпеть. Терпеть и морщиться. А ведь пока шла сюда, так хорошо себя чувствовала…

Когда слуги принесли бутылку с пуаре, Арман протянул Маше хрустальный кубок с янтарной жидкостью:

– Выпей, может, станет легче.

Она глотнула терпкого напитка, и «радио» действительно заткнулось. Глотнула ещё, чувствуя тёплую волну, текущую по горлу в желудок. А потом закружилась голова, и Маша догадалась, что опьянела. Мама на совершеннолетие позволила ей попробовать немного шампанского, кстати, по вкусу напоминающего пуаре, разве только этот напиток был без пузырьков и гораздо вкуснее.

Люсиль что-то говорила, смотря на Машу, но звуки размывались и словно не доходили.

– …Мари! Ты очень странная после Ирминсуля! – с удивлением констатировала Люсиль, снова коснувшись безвольной руки подруги, и звуковая преграда рухнула, как дамба на водохранилище, позволяя остальным звукам ворваться в уши.

Антуан смеялся над шуточками отца, юноше добродушно вторил сам автор. Илария улыбалась, пряча в глазах боль и сдерживая кашель короткими глотками пуаре. Арман тоже вежливо улыбался, хотя глаза его оставались серьёзными: он не сводил с девушек внимательного взгляда.

«Ишь как братец выпендривается перед Люсиль! – напомнил о себе Голос. Захотелось резко встать и уйти, чтобы поплакать от бессилия. – Ладно, ладно! Помолчу недолго. Но ты всё равно не доверяй этой дряни!»

С этой минуты на удивление стало легче, больше мысленный Суфлёр не лез с комментариями, и Маша не только расслабилась, но и стала получать удовольствие от беседы. Присутствующие, так показалось, избегали самого интересного вопроса о даре Мариэль, щадя её чувства из-за болезненного состояния девушки, но когда она разулыбалась на очередную шутку отца, напряжение спало.

– Ну да ладно, Анчи, с тобой всё понятно! – Люсиль мило улыбнулась молодому человеку, и тот радостно покраснел. – Рада за тебя и вас, сир и сирра де Венетт, не сомневалась, что Владычица вознаградила всех вас за терпение. Но ты, Мари, так таинственно молчишь… Мы все в нетерпении. Чем удивишь нас?

Люсиль улыбалась нежно и прелестно, без намёка на подвох, и Маша, как мужчины, не могла отвести глаз от собеседницы. Покашливание Жанетты у двери привело в чувство. Илария обернулась и жестом отправила служанку вон из комнаты.

– Ну, я… не знаю ещё пока, что это за дар, – Маша вопросительно посмотрела на матушку, ища поддержки.

– Дар Мариэль требует некоторого исследования, – поддержала дочь Илария и кивнула мужу, отчего он просиял и выдохнул с облегчением. Стало понятно, что никто пока не был в курсе умения Мариэль накладывать печать молчания.

Маша перевела взгляд с Антуана, оскорблённый взгляд которого исследовал паркетный рисунок на спокойного Армана и нетерпеливую Люсиль:

– Простите, но я, правда, не понимаю, как его назвать.

Златовласка разочарованно откинулась на спинку и вздохнула:

– Умеешь ты протянуть интригу… Надеюсь, завтра всё прояснится.

– Я тоже… Люсиль… надеюсь, – синхронно со вторым вздохом подруги вздохнула Маша.

Гости посидели ещё немного, а как только слуга доложил о готовности ужина, златовласка поднялась:

– Благодарю вас, сир и сирра де Венетт, за гостеприимство, но мои родители ждут меня к ужину, и мне бы не хотелось испортить аппетит. Матушка беспокоится, когда я не ем в её присутствии.

За Армана, по-видимому, дома никто не боялся, так как он промолчал. Тем не менее, они пошли к выходу одновременно. А когда оба находились в дверях, Люсиль коснулась руки молодого человека, и сразу стало понятно: они дружат. Что-то шевельнулось в душе Маши, и она содрогнулась, с ужасом решив, что «радио» опять начнёт свою «передачу».

Пока она думала об этом, Люсиль очертила рукой прямоугольник – контур дверного проёма, и перед ними дверной проём затянула переливающаяся мыльными разводами плёнка. В неё сначала шагнул Арман, за ним – Люсиль, и мерцающее марево растворилось.

И вдоволь будет странствий и скитаний,

Страна Любви – великая страна!

И с рыцарей своих для испытаний

Все строже станет спрашивать она.

Потребует разлук и расстояний,

Лишит покоя, отдыха и сна…

В. Высоцкий, «Баллада о любви»

– Вот это я понимаю, – мечтательно вздохнул Антуан: – Порталы строить – дар, о котором можно только мечтать…

– Хватит, милый! Мы уже говорили на эту тему, – с долей раздражения ответила матушка, но тут же извинилась улыбкой: – смирение и принятие своего дара поможет раскрыть его максимально…

– А зависть и высокомерие – разрушит, – отчеканил молодой человек очевидную цитату. – Если бы это было так, то Дилан стал бы лумером…

– Прекрати!

Под аккомпанемент лёгкой словесной перепалки Антуана с родителями семья переместилась в столовую. Ногами, не через портал. То ли здесь не умели создавать порталы, то ли у де Венеттов была собственная экономная философия на счёт магии. Маша молчала всё время, стараясь на все вопросительные взгляды родителей улыбаться и кивать, мол, всё хорошо. Она в самом деле устала, но спать не хотелось – было желание выйти на свежий воздух, чтобы проветрить себя, свою голову, заражённую Суфлёром, и просто понять, что происходящее – сон, от которого, скорее всего, она больше не проснётся.

Не догадалась отказаться от обеда, сослаться на плохое самочувствие или тот факт, что недавно принесённый Жанеттой перекус ещё не переварился. А стоило: случившееся за столом ничем иным, как катастрофой, нельзя было назвать.

Маша отдалась событийному течению, не удивляясь особо и не думая о будущем, потому что она не знала этот новый мир. Он, безусловно, ей нравился, но для того, чтобы устанавливать свои правила в нём, нужно было обладать если не решимостью, то уверенностью в себе. Этого у неё не имелось, вернее, причиной являлся внутренний Голос, становившийся наглее и постоянно напоминавший о себе.