Медвежонок Паддингтон за границей - Майкл Бонд

К величайшему изумлению Паддингтона, после этих слов стоны только усилились, и Брауны, окончательно испортив ему настроение, принялись кататься по траве, хватаясь за животы.

– А я ещё съел две тарелки! – причитал мистер Браун. – Я наверняка отравился! У меня уже в голове что-то стучит!

– Как ты сказал: дяденька в магазине? – вдруг осведомилась миссис Бёрд.

– То-то и оно, – встрепенулся мистер Браун, садясь. – В каком таком магазине?

Паддингтон ответил не сразу. Он рассчитывал приберечь рассказ про деревню на закуску, чтобы удивить Браунов ещё сильнее, и ему вовсе не хотелось прямо сейчас выкладывать всё подчистую. Впрочем, не успел он открыть рот, как миссис Бёрд вдруг отчаянно замахала зонтиком в сторону холма.

– Боже правый! – воскликнула она. – А там-то ещё что происходит?

– Ого! Теперь понятно, почему у меня стучало в голове, – подхватил мистер Браун, в свою очередь устремив взгляд на вершину холма: там появился огромный трактор, за которым вереницей шли люди. – Похоже, какая-то процессия…

Брауны как зачарованные смотрели на необычайное шествие, которое всё приближалось и приближалось и наконец приблизилось вплотную. Предводитель шествия, добродушный круглолицый толстяк в белом переднике и высоком поварском колпаке, отвесил Паддингтону церемонный поклон.

– А, месье лё Медведь![16]– воскликнул он, расплываясь в широкой улыбке и протягивая руку. – Вот мы и встретились снова!

– Здравствуйте, мистер Дюпон, – отозвался Паддингтон, торопливо вытирая измазанную соусом лапу, прежде чем протянуть её толстяку.

– Не мог бы кто-нибудь меня ущипнуть? – попросил мистер Браун, обращаясь к своему семейству. – Я, кажется, сплю…

– Добро пожаловать в Сан-Кастиль! – продолжал месье Дюпон, подходя ближе. – Пожалуйста, покажите нам ваш дилижанс, у которого отвалилось колесо. Месье лё Медведь подробно рассказал нам про ваше несчастье, и мы всей душой хотим вам помочь.

– Дилижанс? – озадаченно повторил мистер Браун. – Какой дилижанс?

Паддингтон шумно вздохнул.

– Наверное, у меня просто фразы случайно перепутались, мистер Браун, – объяснил он. – Там ничего не было про автомобили с лопнувшими шинами, вот я и решил попробовать фразу из главы про кареты…

Да, что и говорить, объяснить что и как было довольно трудно, а главное, Паддингтон даже не знал, с чего начать.

– Я вот что думаю, – сказал мистер Браун, обращаясь к месье Дюпону, деревенскому булочнику, – лучше нам всем присесть. Что-то мне кажется, что быстро мы с этим делом не управимся.

* * *

– Вы знаете, – сказал мистер Браун гораздо позже, когда перед сном они пили чай, сидя у дверей гостиницы в «Паддингтоновой деревне», – одно я про Паддингтона могу сказать совершенно точно: хоть он и умудряется иногда влипнуть в историю, конец у этих историй почему-то всегда счастливый.

– Медведи падают на все четыре лапы, – сумрачно изрекла миссис Бёрд. – Я уже не раз это говорила и готова повторить снова.

– А я предлагаю здесь и остаться! – возгласил мистер Браун. – Правда, в нашем маршруте этой деревни не было, но вряд ли мы найдём другое такое же славное место.

– Я – за! – откликнулась миссис Браун.

После суматошного дня вечер казался особенно тихим и спокойным. В чистом небе ярко сияли звёзды, из соседнего кафе доносилась весёлая музыка, а в конце улицы, ведущей к пристани, мерцали огоньки рыбацких судёнышек, бороздивших бухту.

Ничто, кроме музыки, не нарушало вечернюю тишину, разве что поскрипывание затупившегося пера да изредка – задумчивые вздохи, когда Паддингтон окунал лапу в банку с мармеладом.

Когда Брауны выяснили, где Паддингтон купил своих улиток, животы у них сразу же перестали болеть. По заверениям месье Дюпона, это был чрезвычайно почтенный магазин, да ещё и знаменитый именно своими улитками; так что после всеобщего голосования медвежонку был единодушно присуждён приз за самое вкусное блюдо.

Как следует поразмыслив и довольно долго прослонявшись у витрины, Паддингтон решил на выигранные деньги купить почтовые марки и две открытки с видами – одну для тёти Люси, одну для мистера Крубера.

Он присмотрел две здоровенные открытки – таких больших он ещё никогда не видел. На каждой было по одиннадцать маленьких фотографий с видами деревни и её окрестностей и куча свободного места, чтобы писать. Была тут и фотография булочной месье Дюпона, и, вглядевшись попристальней, Паддингтон даже сумел различить булочки в витрине; он не сомневался, что мистера Крубера это очень заинтересует.

Была там даже фотография гостиницы, на которой он аккуратно пометил крестиком одно из окошек и приписал сбоку: МАЯ КОМНАТА.

Рассмотрев открытки во всех подробностях, Паддингтон решил, что не зря потратил столько денег. То-то удивится тётя Люси, когда получит открытку – подумать только! – из самой Франции!

Да и вообще, в этот один-единственный день успело набиться столько приключений, что Паддингтон не мог даже толком в них разобраться – не говоря уже о том, чтобы описать их словами, пусть даже и на очень-очень большой открытке.

Так и вышло, что Брауны остались в «Паддингтоновой деревне», и через несколько дней им уже казалось, что они прожили в ней всю свою жизнь. Новость о том, что в гостинице остановился юный джентльмен-медведь из Англии, быстро облетела округу, и вскоре все прохожие уже приветливо кивали ему на улице, особенно по утрам, когда он обегал магазины, перед тем как отправиться на пляж.

Почти каждое утро Паддингтон наведывался к своему новому другу месье Дюпону. Тот очень хорошо говорил по-английски, и они часто и обстоятельно толковали о булочках и плюшках. Месье Дюпон не только показал медвежонку все свои противни и духовки, но и пообещал каждое утро печь специальные английские булочки для «послезавтрака».

– В конце концов, – заметил он, – далеко не каждый день в Сан-Кастили гостят медведи!

И вот в витрине появилось большое объявление, что отныне в продаже всегда будут особые булочки, испечённые по рецепту медведя-англичанина, признанного специалиста в булочном деле.

Столько вокруг было нового и интересного, что Паддингтону несколько вечеров подряд пришлось допоздна сидеть в кроватке и делать длинные записи в дневнике, пока ничего не забылось.