Солнце сквозь снег - Дениз Робинс

— Наверное, да, — тихо ответила она.

Чарльз крепче обнял ее, наклонился и поцеловал в губы долгим, страстным поцелуем.

Люсия закрыла глаза и отдалась этому наслаждению со свойственной ей страстностью. Она думала — как странно, даже легкий поцелуй законного мужа мог довести ее до слез, а в объятиях этого человека она парила, как на крыльях, и казалось, небо открывалось перед ней.

— Только давай не будем терять голову, дорогой. Нам надо все обговорить и решить, что делать дальше.

Он отодвинулся от нее и достал из кармана сигареты.

— Ну, если ты хочешь, чтобы я сохранил трезвый рассудок, мне лучше не целовать тебя. Возьми сигарету, дорогая.

Он закурил и отдал сигарету ей, потом зажег еще одну для себя. Два тусклых огонька тлели в темноте.

— Ситуация сложилась так, Люсия: ты больше не можешь вести свою прежнюю жизнь, а я не могу тебе позволить жить так, как ты жила раньше. Да и сам я не могу больше жить без тебя.

— Да, — кивнула она. — Я все понимаю, хотя меня это пугает. Я пыталась бороться с собой, но все равно боюсь последствий, которые возникнут, если я уеду с тобой.

— Помнишь, еще несколько дней назад, когда я заговорил об этом, ты сказала, что не можешь согласиться — из-за детей.

Люсия похолодела. Тонкие пальцы, державшие у губ сигарету, задрожали.

— Верно. Я до сих пор так считаю. Я их очень, очень люблю. Чарльз, ты ведь понимаешь меня, правда?

— Да, дорогая, я все понимаю.

— И тебя это не смущает?

— Господи, да с какой стати? Это же твои дочери, и совершенно естественно, что ты их любишь. Было бы странно, если бы ты их не любила, хотя, видит Бог, я жалею, что это не мои дети, а… его.

— О, я стараюсь не думать об этом… Это просто сводит меня с ума! Я не хочу с ними расставаться, но боюсь, у меня нет другого выхода… Если Гай меня вынудит… мне придется… Я просто не могу больше жить с ним, не могу быть его женой!

— Люсия, ты даже не представляешь, как мне тяжело это слышать!

Она сжала его руку:

— Пожалуйста, не расстраивайся.

— О господи!

— Чарльз, я вот о чем подумала. Мы с Гаем никогда раньше не говорили о разводе. Я даже не представляю, как он отреагирует на это. Скорее всего, начнет кричать, что он столько для меня сделал, а от меня даже благодарности не дождешься — за наш прекрасный дом, бриллиантовые украшения, жемчужные ожерелья и прочее. Но к детям он не очень привязан. В нем нет отцовского инстинкта. С маленькими девочками ему скучно. И вот я думаю, захочет ли он брать на себя заботу о Барбаре и Джейн, если я от него уйду? Тем более, что у него нет родственников, к которым можно было бы их пристроить.

— А может он запретить тебе с ними видеться, просто из вредности?

— В принципе может. Этого-то я и боюсь. Гай такой человек, что захочет получить все причитающееся ему по закону, не важно, нужно ему это или нет. И потом, не забывай про Элизабет. Она воспитывала девочек много лет и готова за них умереть. Она превосходная гувернантка, редкая…

— Сама ты у меня редкая, — нежно шепнул Чарльз. — По-моему, ты была просто идеальной женой этому угрюмому, самодовольному ворчуну столько лет и так долго терпела и страдала, что страшно подумать. И девочкам ты была нежной, заботливой матерью.

— Если я замараю свою репутацию, на это никто не посмотрит. Все чистые страницы останутся незамеченными, и обсуждаться будут только пятна.

— А какое нам дело, что о тебе подумают? Мне, например, все равно. Единственное, что меня беспокоит помимо нас с тобой, — это благополучие твоих детей и наших мам.

Люсия издала отчаянный вздох.

— Вот так всегда! Стоит нам что-то решить, и тут же приходится думать о других людях!

— Никуда не денешься! — поддакнул Чарльз Грин.

— А все потому, дорогой, что мы с тобой не имеем права любить друг друга — в глазах общества.

— Ну, тебе известны мои взгляды на этот счет. Я вообще не понимаю, что мешает двум людям, независимо от того, в какой они находятся ситуации, любить друг друга.

— Ты же сам понимаешь, что в таких ситуациях приходится думать не только о себе. Ты знаешь, как говорят: нельзя строить счастье на несчастье других, особенно тех, кто от тебя зависит.

— Гай Нортон не из их числа. Он должен дать тебе свободу и права на детей.

— О, дорогой, ты слишком многого от него хочешь. Впрочем, мне скоро придется самой выяснить, что он думает по этому поводу.

Пульс у Чарльза участился. Он внимательно посмотрел на женщину:

— Люсия, ты серьезно?

Она медлила, зная, что вся их дальнейшая жизнь зависит от ее ответа. В памяти мелькнул особняк… знакомый вид на реку… Гай! Барбара и Джейн, мирно спящие в своих кроватках. Элизабет Уинтер… И Люсия, словно стирая все эти образы одним словом, ответила:

— Да.

Чарльз помолчал некоторое время. Он тоже понимал, что сейчас решается их судьба. Долгие недели и месяцы они встречались, были пылкими любовниками, переходя от блаженного восторга к бездне боли и страданий, но еще ни разу не подбирались так близко к тому моменту, когда требуется принять окончательное, роковое решение. Впрочем, Люсия уже все для себя решила. Она готова была пережить развод, если рядом будет Чарльз, — только с ним и ради него.

— Ты ведь понимаешь, дорогая, — произнес наконец он, — что, если ты скажешь об этом Гаю, он примет как факт, что ты ему изменила, и ты окажешься в ситуации, из которой будет сложно выбраться?

— Думаю, выбраться будет почти невозможно.

— Значит, ты будешь просить у Гая развод, я правильно понял?

— Да, речь идет о разводе.

— Хотя у тебя мало шансов на то, что он согласится отдать тебе детей.

— Да. Впрочем, я не имею права этого требовать, поскольку виновата сама. — Люсия нервно засмеялась, голос ее дрогнул, и она вдруг с силой схватила его за руку: — Боже, Чарльз! Как это все ужасно! Ну почему мы не встретились и не полюбили друг друга при других обстоятельствах? О, если бы я была свободна!

— Да, это было бы гораздо лучше, дорогая, но, раз уж все сложилось по-другому, нечего об этом и говорить. Давай лучше обсудим, что мы можем сделать, чтобы ты стала свободной. Есть у тебя хоть малейшая надежда, что Гай поведет себя благородно, как джентльмен?

— Вряд ли. Этого трудно ожидать от человека, который бывал со мной порой почти жесток и проявлял собственническое отношение самым возмутительным образом. Разумеется, его тщеславие будет задето. Из-за одного этого он наверняка захочет мне отомстить и заставить страдать.

— Вот что странно, — усмехнулся Чарльз Грин. — Я все твержу себе, что твой муж свинья, хотя большинство моих знакомых сочли бы, что в этой истории именно я выступаю в самой предосудительной роли. Однако мне почему-то совсем не стыдно. Знаешь, если бы Гай Нортон был приличным человеком или, к примеру, моим другом, — тогда у меня бы проснулась совесть. Если бы я считал, что вы были с ним счастливы, тогда я бы сто раз подумал, прежде чем врываться в твою жизнь. Но я-то знаю, как ты с ним несчастна, знаю, что он не заслуживает той многолетней верности, которую ты хранила. Признаться, в глубине души я мечтаю только об одном — чтобы у меня появилась хотя бы надежда увидеть тебя когда-нибудь своей женой, Люсия.