Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских

„эволюционных сигналов“, способствует повышению скорости исполнения команд и пресекает всякие сомнения в необходимости немедленных действий по их реализации».

Надо заметить, что командир наш был человек культурный и вполне интеллигентный. Он даже носил очки! Кроме того, читал. Даже сейчас, когда в суете сборов некогда было порой и в гальюн сходить, таскал в портфеле потрёпанный томик Платона и в редкие свободные минуты с интересом его листал, и что-то даже подчёркивал. Он не только знал, как правильно поставить в сложноподчинённом предложении неопределенный артикль «бл@дь», но запросто мог перевести на нормальный русский язык и даже ответить какому-нибудь умнику на вопрос типа «На чём основывает уверенность и императивность своего морального действования тот, кто не намерен для обоснования абсолюта этики опираться ни на метафизические принципы, ни на трансцендентальные ценности вообще, ни даже на категорические императивы, имеющие универсальный характер?».

Можно также сказать, что он был истинный джентльмен: если кого и ругал матом, то обязательно с обращением на «Вы». Будучи на берегу, ни одну красивую женщину не оставлял без достойного внимания: комплимента, приглашения поужинать или хотя бы переспать. Жене своей командир почти не изменял и всегда учил нас, молодых, что супружеская верность — это никогда не изменять жене без необходимости. Как отличный семьянин, отдавал супруге не меньше половины зарплаты, каждый год возил к маме в Ленинград, стоически терпел тёщу и никогда не забывал вовремя преподнести жене цветы или какую-нибудь безделушку. С прочими женщинами был галантен и щедр, и даже если сам предпочитал 96 %-ный спирт, то их поил вкусной водочкой.

За это ли, за ещё какие достоинства, но женщины платили командиру взаимностью, несмотря даже на его несколько звероподобный вид. Впрочем, даже столь явные признаки интеллигентности, как очки на носу и томик Платона, не мешали командиру быть страшными матерщинником. Как только он приходил на службу и открывал рот, то всё — пиши пропало, сразу же в тексте можно ставить сплошные многоточия. И матерился-то он не со злобы, а как-то само собой получалось и выходило не обидно и даже порой смешно. Вот как однажды, будучи в лирическом настроении, командир рассказал о семейной прогулке в город:

— Идём, — говорил он, мечтательно вспоминая о хорошо проведённом выходном дне, — по Набережной: жена… бл@дь, дочка… бл@дь и я… ёб@ый в рот…

Дальше продолжать не буду, потому как обычному читателю могут привидеться сплошь махровые извращения, чего, конечно же, там и в помине не было. Просто люди вышли погулять в выходной день по городу, что так редко случается в семье командира подводной лодки. А всему виной эти подлые слова-паразиты.

И вот для того, чтобы не грешить против истины в своём, как мы помним, на целых 95,5 % правдивом повествовании, я вынужден следующую фразу, которую произнёс командир, воспроизвести целиком, за что слёзно прошу его извинить. А сказал он буквально следующее:

— Если до утра эта бл@ская железяка не окажется на пирсе, я тебя, минёр, и всю шоблу твою отмороженную буду е@ть смертным ё@ом по колено в крови! По самые гланды, с особым цинизмом, дерзостью и жесткостью проникновения! — после чего грязно выругался, пнул туго натянутый, загудевший, как басовая струна, трос, сверкнул глазами и убыл на доклад в штаб.

Вдохновлённые и окрылённые, мы с удвоенными силами накинулись на подлую «железяку». Чего мы только ни делали! Я даже втихаря, чтобы никто не видел, пробовал строптивицу-торпеду поцеловать. Удалось это мне не сразу и только в заднюю, единственную пока ещё доступную часть. Но даже это не помогло! Исчерпав все внутренние резервы, мы перенесли с палубы в отсек и установили напротив аппарата большую торпедопогрузочную лебёдку. Вновь начали тянуть — не идёт. А лебёдка-то не шутка — пятитонная! Прицепили ещё один, третий уже, трос через систему роликов и погрузочный люк к КамАЗу-автокрану, стоящему в ожидании на пирсе. КаМАЗ попятился, трос напрягся…

— Ну, — думаю, — сейчас что-то обязательно должно произойти: или трос лопнет, или торпеда выйдет из аппарата — третьего не дано. Только бы там, в отсеке, никого не прибила!

Но нет! Видимо, не испил я ещё до дна всю чашу причитающихся мне страданий! КамАЗ обнадеживающе газанул, пустил густое облако дымовой завесы, отчего тёмная ночь стала ещё темнее и… самым позорным образом начал шлифовать задними колёсами обледенелое железо пирса. Мотор ревёт, дым уже и из-под колёс валит, а машина не движется ни на миллиметр. И тут стало мне так тоскливо и обидно за себя и свою загубленную жизнь, что прямо хоть под этот КамАЗ кидайся. Вспомнилась какие уже по счёту сутки ложащаяся спать одна жена. Вспомнились беззаботные, безоблачные дни детства, юности… Три часа ночи! Нормальные люди лежат в тёплых, уютных постелях, а я тут на морозе, грязный, мокрый от пота и снега, непонятно чем занимаюсь!

Командир из штаба вернулся с лицом суровей, чем у прокурора. Видимо там его пытались изнасиловать, а он из последних сил не дался. Как всегда, командир нашёл нужные слова:

— Обосритесь, — говорит, — хоть все разом! Калом хоть всю её смажьте, но если через час торпеда не будет на пирсе, я вам…, я вас…! — и опять материться начал. Да так, что даже старпом наш, на что уж сам виртуоз в этом деле, признанный истинный ценитель-профессионал, как барышня, побледнел и затрепетал! Видно, крепко в штабе командиру за нас досталось. Но — нет худа без добра! Слово «смажьте», вылетевшее из его уст в такой оригинальной интерпретации, оживило полёт моей творческой мысли:

— Конечно, надо как-то извернуться и попытаться смазать! Не калом, конечно… Где ж его тут столько взять? Но чем?! И как это умудриться сделать? Ведь торпеда плотно лежит внутри железной трубы на специальных направляющих полосах-дорожках. Туда никак не подлезть, никакую смазку под неё и тем более по всей длине нанести не получится.

Но что-то надо придумать, ведь должен быть выход! Он всегда есть, надо только хорошо его поискать. Муки творчества… Начинаю лихорадочно соображать, перебирая варианты:

— Заполнить аппарат водой?

— Нельзя! Если замочить боезапас, торпеда стоимостью около пятидесяти тысяч народных рублей, тех ещё, полновесных советских, выйдет из строя. Мне же придётся до конца жизни её выкупать!

— Налить через горловину машинного масла? Можно, в принципе, но поможет ли? Масло слишком вязкое, в отсеке собачий холод, не проникнет в зазоры куда надо, не смажет.

— Солярка? Это уже интересней! И тут меня осенило! Школа… органическая химия… Какое самое текучее вещество? Точно, керосин!!! Затечёт даже куда и не надо. Ну конечно, как же я раньше не