Штопор - Иван Черных

Мальцев посмеивался;

— Вам-то, командир, поделом, чтобы знали, как на старших хвост поднимать, а мы-то за что страдаем?

«Неужели и вправду майор держит экипаж из мести? — размышлял Николай. — На него похоже: глаза недобрые, холодные, будто в них застыли ледяшки, и на людей смотрит с подозрением, видя во всех потенциальных обманщиков, которые только и думают, как бы его провести. Откуда у него такое недоверие, пренебрежение? Может, и его жизнь не баловала?.. Надо бы позвонить домой, предупредить Наталью, чтоб не волновалась… А волнуется ли она за него?»

Два месяца прошло, как увез он ее из Белозерска, а что изменилось? Надеялся, что поймет, осознает, и если не полюбит, то хоть уважать станет. Нет, все так же равнодушна, неотзывчива. Лежа с ним в постели, возможно, вспоминает Артема…

И он набрался терпения, не стал звонить домой; пусть думает что хочет, радуется или скорбит, считая его погибшим. Возможно, такая разлука прояснит их отношения и чувства друг к другу. И он обрадовался мелькнувшей мысли: а почему бы им действительно не пожить в разлуке? Пусть поедет к своим или к его родителям, навестит дочку и поживет там, одумается. Уедет к Артему? Нет, Николай и тогда знал, что Артем карьеру на любовь не променяет. Теперь она и других мужчин будет опасаться. А если и решит уйти, что ж, рану легче залечить в молодости…

Солнце не прошло и трети пути от горизонта, а жара была уже невыносимой. Воздух обжигал лицо и руки, запах раскаленного песка перехватывал дыхание. Тяжело было не только что-то делать, ходить, трудно было даже разговаривать.

Николай, штурман и стрелок-радист лежали в деревянном домике с распахнутыми настежь окнами на железных солдатских кроватях. Изредка кто-нибудь бросал реплику по поводу здешней погоды или порядков по перелетам, но ее не подхватывали, и разговор затухал в самом начале, как слабое дуновение ветерка, неизвестно откуда появившегося и тут же исчезнувшего.

Николай поднялся, и пот еще обильнее побежал с лица на шею, по груди, по спине.

— Что, командир, решили на солнышке погреться? — пошутил штурман, лениво потягиваясь.

— Придется. Надо же как-то отсюда выбираться.

— Сташенков не из слабонервных и не из слабохарактерных, просьбами его не разжалобишь, — отозвался стрелок-радист, обладавший удивительной способностью спать в любых условиях по двадцать часов в сутки.

— Ничего, есть и у него болевые точки.

— Это точно, — согласился Мальцев. — Главная из них — мандраж перед начальством. Но стоит ли вам обострять отношения? Может, мне сходить, позвонить генералу?

Николай уже надевал брюки.

— Ничего, я тоже не из пугливых.

Генерал, начальник летно-испытательного центра, удивился:

— Как, вы до сих пор на «Стреле»? Ну Сташенков, всыплю я ему по первое число.

— С ним связь плохая, и он, наверное, посчитал, что «Ан-12», привозивший топливо истребителям, нас тоже заправил, — попытался Николай оправдать свой звонок.

— «Посчитал»… А кто за него проверять будет? — еще больше рассердился генерал. — И что у вас летчикам делать нечего? — Он положил трубку, а минут через пять дежурный диспетчер сообщил Николаю, что транспортный самолет с топливом для их бомбардировщика вылетел.

7

Наталья услышала гул бомбардировщика — она научилась узнавать его самолет по звуку, — бросилась к окну. Да, это, несомненно, его самолет. За трое суток отсутствия мужа она многое передумала и многое поняла. То, что он не позвонил с аэродрома вынужденной посадки, вполне объяснимо: разумом он простил ее, а душой — нет. Что ж, она того заслужила. Другой на его месте не стал бы церемониться: иди на все четыре стороны и живи как хочешь. Куда бы она сунулась без средств к существованию, без профессии?..

Николай вернулся домой часа через три после посадки — всегда у него находятся дела на службе, — усталый, почерневший, а она услужливо приготовила ванну, подала полотенце, мыло. Несмело спросила:

— Тебе помочь?

— Не надо.

Мылся он долго и неторопливо, а ей так хотелось поговорить, узнать, что случилось, почему он не позвонил. Правда, как задать эти вопросы, чтобы не показались они фальшивыми, она еще не знала, но, не уйди он в ванную, они давно слетели бы у нее с языка. А теперь его усталый вид, отчужденность — видимо, он догадался, что она приготовилась к разговору, и не хотел его — сдерживали.

Когда он вышел, посвежевший, будто смыв вместе с потом и пылью усталость, она решилась:

— Хочешь кофе?

— Чашечку можно.

Наталья включила газ, поставила кофеварку и пригласила его на кухню.

— Посиди здесь. Расскажи, где был, что видел.

— Разве тебе дежурный диспетчер не звонил?

— Звонил. После того как я надоела ему своими звонками.

— Афганец нарушил связь, — виновато сказал Николай. — Мы тоже долгое время не могли дозвониться. А потом… это же не Москва и даже не Белозерск. Кстати, сейчас самая трудная пора, может, домой съездишь, дочурку проведаешь?

Его предложение удивило ее: что это, очередная жалость или он наконец решился?..

— По Аленке я соскучилась, но почему ты предлагаешь именно теперь?

— Я тебе объяснил. И у меня начинается серьезная работа.

— Разве я тебе мешаю?

— Так будет лучше для нас обоих.

— Все-таки ты не простил?

— Я забыл о прошлом, как о дурном сне. Но кое-кто считает, что я приехал сюда за длинным рублем и не желаю поступиться семейными благами, тебя за собой таскаю, мучаю.

— Сташенков?

— Какая разница. Только я один…

— А Вихлянцев?

— У него другая служба и другое положение.

— Мало ли кто что думает! На каждый роток не накинешь платок.

— И все-таки я тебя прошу.

— Хорошо, я поеду. Но поверь — мне не хочется уезжать.

1

Отъезд Натальи не облегчил душевного состояния Николая, как он надеялся, наоборот, без нее он почувствовал себя неприкаянным — дома давили стены, а на службе встречи со Сташенковым, который после вынужденной посадки и нагоняя от начальника центра еще откровеннее предъявлял претензии к Николаю, отчитывал его за малейшую оплошность, гонял на предполетной подготовке и на разборе полетов, сосредоточивал на нем все внимание, выставляя его как жалобщика, неженку.

Николай терпел, не вступал в пререкания, догадываясь, что майор того и добивается, чтобы при случае был повод выпроводить его из отряда как нерадивого и мало пригодного для испытательской работы летчика.

Однажды на розыгрыше полетов он вернулся к вопросу, непосредственно касающемуся действий Николая во время афганца: