Бугор - Владимир Колычев

Асфальт никуда не делся, но сквозь него трава пробилась, палисадник зарос. Запущен двор, хотя до разрухи все-таки еще далеко. Железо на крыше ржавое, но прочное, стропила ничуть не просели, дом стоит крепко, и фундамент не растрескался. От коровника навозом несет, значит, есть животина в стойле. Хотя бы одна корова, и то хорошо.

В сенях пахло молоком, и это еще больше обнадежило Демьяна. Но в горнице он учуял запах корвалола, это насторожило. Мать писала, что со здоровьем у нее неважно, но по дому работает, с хозяйством управляется. Что, если слегла?

Маму он нашел в «холодной» комнате. Там сейчас тепло, но не жарко, как в горнице. Она лежала на кровати поверх покрывала, подушка под головой, глаза закрыты, грудь высоко вздымается.

Раздобрела она за десять лет, но полнота эта нездоровая. Ноги не просто растолстели, а еще и отекли, вены распухли в безобразном узоре. И постарела она сильно, лицо в паутине морщин, желтоватая седина в волосах. Да, старость не радость.

Мама почувствовала взгляд, сначала дрогнули ресницы, потом открылись глаза. На Демьяна она посмотрела как на сновидение, спокойно улыбнулась ему. Но вот до нее дошло, что сын стоит перед ней наяву, стала подниматься. Демьян попытался ее удержать, бесполезно. Хоть и тяжело ей это далось, но все-таки она поднялась на ноги, обняла сына крепко-крепко. И неизвестно, как долго бы она держала его в своих объятиях, если бы не увидела Ларису, что стояла у порога.

– А это кто? – потрясенно спросила она.

– Жена моя.

– Быть этого не может.

– Почему? – удивился Демьян.

– Потому что вы снились мне. Оба снились. Фотография в рамке висит, ты в форме, она в белой фате, как у меня с отцом. Только ты вместо отца, и она вместо меня. Счастливые такие, улыбаетесь… Ну, и как зовут тебя, дочка?

– Лариса.

– Ну, иди сюда, я тебя обниму.

Мама и сама шагнула в ее сторону, но пошатнулась и остановилась. Но Лариса подошла к ней и неловко улыбнулась, когда мама ее обняла.

– Ты же никуда не уедешь, девочка моя? – со слезами на глазах спросила она.

– А я должна уехать? – спросила Лариса.

– Ты же городская.

– Городская.

– А городским у нас трудно. Городские от нас бегут…

– Обижать не будем – не сбежит, – улыбнулся Демьян.

– Я тебе обижу!.. Если что, жалуйся мне, дочка, – обращаясь к Ларисе, сказала мама. – Я тебя в обиду не дам…

– Спасибо.

– Устали, наверное, с дороги?

– Да есть немного, – кивнул Демьян.

– А у меня обед не приготовлен. Но ничего, сейчас пирогов напечем. Лариса, ты умеешь пироги печь?

– Ну, если в духовке, то могу.

– Есть у нас духовка, но лучше в печи. Мы маленькую печь растопим, там тоже вкусно получается. Пошли, покажу, как это делается…

– Только не сильно напрягай, – подсказал Демьян.

Но мама махнула на него рукой. Дескать, и без тебя все понятно.

При старом доме банька топилась по-черному, а в новом варианте и труба есть железная, и жара от камней больше. Захламлена банька, окна в ней грязные, полы давно не протирались, но Демьян навел здесь марафет. Особо не усердствовал, потому что корову нужно было в дом загнать, подоить, дело это простое, но с непривычки нудноватое. И еще в коровнике порядок навел. Так хоть и не авгиевы конюшни, но все-таки работы хватало. Совсем плохая мама стала, ходит с трудом, с хозяйством управляется плохо. Потому и не хочет она, чтобы Демьян уезжал от них. Потому и невестку приласкала. И Лариса, в свою очередь, старается – и в погребе уже освоилась: картошку и ягоды для пирогов оттуда натаскала. И даже полы в доме вымыла, может, не очень хорошо, но мама даже и не думала придираться. Даже головой с осуждением не качала, как она умела это делать.

Устал Демьян с дороги, но это не город, а в деревне отдых только снится. Одно, другое, третье, и не заметил, как в работу втянулся. В зоне он своими руками в последние годы ничего не делал, только командовал, но все-таки от физического труда не отвык. А желание работать только окрепло.

Ночь уже на деревню опустилась, а Демьян так и не побывал за столом. Но банька уже почти натоплена – сейчас они с Ларисой перекусят немного, выпьют, помоются с дороги. Вообще-то все должно быть наоборот – сначала банька, затем стол, но так уж вышло, что одно опередило другое.

Отец уже не лежит на скамье у дома, а сидит. Проспался и глаза трет, глядя на Демьяна.

– А я думал, ты мне приснился.

– Если я Кузьмича еще раз здесь увижу, я ему башку откручу, – предупредил Демьян. – Так ему и передай.

Отец в недоумении глянул на сына, а Демьян и сам себе удивился. Ведь совсем не это он собирался сказать. По-доброму с отцом поговорить хотел, а тут вдруг нахлынуло.

– Сынок, что с тобой?

– В огороде одна картошка да капуста, и того чуть-чуть. А остальное – бузина. И как это называется?

– Нам с матерью хватает… И еще подработка на стороне есть.

– Какая подработка?

– Да так, то, се… А ты что, сынок, учить меня вздумал? – нахохлился отец.

– Пока пить не бросишь, буду, – отсек Демьян.

– Вот, значит, какой ты стал… Ну да, герой войны, старшина…

– И еще бугром в зоне был.

– Но я же тебе не зэк, сына. И не солдат.

– Мать пожалей, она же на ладан дышит…

– Дожились, сын отца воспитывает.

– Давай в дом, там уже все готово.

Демьян и рад был бы попросить отца не злоупотреблять, но ведь это же бесполезно. Да и всерьез поругаться можно. Сейчас Савелий Демьянович скорее умиляется, чем злится, но если ему отказать в рюмке, то может подняться буря. В стакане.

Стол действительно уже накрыт. Пироги с картофелем, с творогом, с соленой рыбой и черничным вареньем, и еще картошка вареная с квашеной капустой. Вот и все разносолы. Но для родителей и это за счастье. А ведь когда-то колбасы домашние для дорогих гостей в печи жарились, окорока нарезались, а рыбы сколько было… Ничего, все это еще будет. Демьян вернулся домой, и он твердо намерен вернуть сюда достаток.

Мама уже за столом, она листала альбом с фотографиями, а Лариса рассматривала орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Две награды за четыре года войны, и за все кровью заплачено – как своей, так и чужой. А мама как раз и показывала Ларисе фотографии из далекого Афгана. Демьян невольно зарделся: приятно казаться в глазах любимой девушки не уголовником, а ветераном войны.

Мебель в горнице отнюдь не старинная, сервант из семидесятых годов, диван и кресло – из восьмидесятых, но стол здесь самодельный, на манер тех, что ставились в избах до революции. И скамья такая же широкая, длинная и массивная. Отец во главе стола, старший сын справа, младший – слева. Так и располагалась семья десять лет назад, пока Демьяна не забрили. Он вернулся, но нет Ивана и Ольги, и когда будут, неизвестно. Да и отец какой-то поникший, нет в нем больше той грозной силы, которая заставляла сжиматься сыновьи сердца. И скажи ему сейчас Демьян, что надо бы подвинуться, он послушается и уступит свое место ему. Но не станет он этого делать.