Вторжение - Роман Артемьев

Это третий день. Или четвертый? Ничего не могу понять, голова не соображает, мыслей нет, тело выполняет команды Котельникова как автомат, засыпаю при каждом удобном случае. Сон – это счастье. Дайте поспать минут двадцать – и вы мой друг. А старшина – враг, он меня будит. Зачем я сюда попросился? Была какая-то глупая причина, не помню уже, какая.

Сколько я здесь? Не знаю. Теперь меня мучает не только Котельников: к нему присоединяются еще двое, их имен не помню, обращаюсь просто «товарищ старшина», темп тренировок нарастает, сил не остается совершенно.

Сейчас я понимаю, что моей подготовкой занимались высококлассные специалисты, которые точно определяли, какие нагрузки можно давать новичку, какие рано. Но тогда мне казалось, что еще немного – и я умру. Каждый день учителя доказывали, что я ничего не знаю о пределах своих сил, и заставляли эти пределы преодолевать. Для меня величайшая загадка, почему я не стал бунтовать, не отказался продолжать издевательства над собой, а каждое утро в шесть часов выползал на улицу на пробежку. Это не гордость – скорее, влияние Котельникова со товарищи. Не особо образованные, эти люди поражали своим упорством, настойчивостью, работоспособностью, и когда я находился рядом с ними, сама мысль об отступлении казалась подлостью.

Взятый темп убил бы простого человека, однако Коробков заверил мучителей, что организм уже начал меняться, и гоняли меня без пощады. Однажды вечером я заметил рядом с собой Сергачева, внимательно наблюдающего за занятиями. Он подозвал Котельникова, последовало короткое совещание – и меня отпустили. Старшине пришлось повторить приказ: я не сразу понял, чего он хочет. А когда понял, не поверил. Сил хватило ровно на то, чтобы доползти до душа и завалиться в кровать.

На следующий день после завтрака Котельников не повел меня в тир, взамен сообщив приятную новость:

– Итак. Мы считаем, что теперь ты более-менее похож на человека, и можно перевести тебя в общую группу.

Он помолчал, позволяя мне осознать смысл его слов, потом добавил:

– Но видеться мы все равно будем часто, потому как умеешь ты мало, дыхалка слабая, выносливости никакой. В общем, познакомлю тебя с остальными – догонишь материал и снова будешь со мной заниматься. Пошли.

В той части здания, в которую провел старшина, раньше мне бывать не доводилось. Мы вошли в небольшую комнату, напомнившую кабинет биологии в моей старой школе. Те же парты, стол преподавателя, доска для рисования с начерченными на ней странными символами, куча странных предметов на полках, плакаты с изображением различных животных. Точнее говоря, чужаков.

В классе находились семь человек – преподаватель и шестеро учеников. Мужчина с внешностью научного работника, стоявший возле доски и прервавшийся при нашем появлении, кивнул старшине:

– Спасибо, старшина, вы свободны. – После чего он повернулся к классу: – Ну-с, господа курсанты, позвольте представить вам Коробова Виктора Андреевича, с сегодняшнего дня он будет проходить обучение вместе с вами. Семенов!

– Я! – с места поднялся высокий сухощавый блондин.

– Вы назначаетесь куратором Коробова, он как можно скорее должен ознакомиться с уже пройденным материалом. Помогите ему освоиться. – Он обратился ко мне: – Меня зовут Чижов Павел Сергеевич, я являюсь куратором группы, по совместительству веду у вас курс ксенобиологии от Исследовательского отдела. Садитесь за парту.

Мне было сложно перестроиться с дикого ритма тренировок, в который я втянулся за последнее время, поэтому принялся рассматривать своих будущих партнеров. Они все чем-то похожи – физически сильные, крепкие, с короткой стрижкой и неуловимой аурой превосходства и уверенности в своих силах. При взгляде на этих людей стало понятно, что имел в виду Котельников, когда говорил, что мне еще расти и расти. На общем фоне выглядел я действительно бледновато. Усилием воли я заставил себя слушать слова лектора.

Речь шла о классификации чужаков. Условно они делились на «офицеров» и «солдат». Офицером считалась любая тварь высокого уровня – что он имеет в виду под этим термином, Чижов не пояснил, – способная использовать знаки, солдатами назывались все остальные. Причем иногда солдат был сильнее и опаснее офицера. Если исходить из предложенной классификации, знакомые мне твари были солдатами. Возможности чужаков различались очень сильно, по словам лектора, можно пройти все Гнездо и ни разу не встретить двух тварей одного вида. Видимо, королева создавала новую особь под конкретную задачу. Весь урок был посвящен описанию и показу рисунков различных видов чужаков, нашей задачей нужно было научиться классифицировать их и определять уязвимые места.

После окончания лекции ко мне подошел Семенов:

– Сергей. – Я пожал протянутую руку. – Но ты зови меня Студент – мне так привычней. Ты к нам откуда?

– Из Москвы, меня проверили и обнаружили сильную оболочку. Я попросился сюда.

– Нет, я имею в виду – служил где?

– Нигде. – Естественно, сразу возник вопрос, почему мне позволили войти в состав боевого отряда. Не помню, сколько уже раз я рассказывал свою историю. К концу моего повествования вокруг меня собралась вся группа.

– Понятно, – протянул Студент. – Мы-то думали: чего тебя так по физухе гоняют. Ладно. Это – Ястреб, Палач, Пивоварень, Плетка, Злобный. Так всех и зови. По биологии тебя тянуть буду я, псионкой лучше всего владеет Палач, по знакам обращайся к Плетке. Но вообще, если есть вопросы, подскажет любой.

Так состоялось наше знакомство. Ребята оказались неплохими, хотя в их отношении ко мне чувствовалась некоторая снисходительная настороженность. Все они были профессионалами, до вторжения чужаков воевали в различных горячих точках и обладали настолько большим опытом войны, что сравнивать с ними меня просто бессмысленно. С другой стороны, две убитые твари и одиночный спуск в Гнездо вызывали у них уважение. В общем, общаться было можно. Правда, несколько непривычно было обращаться по кличкам, сначала я пробовал называть их по именам, но скоро перестал: как мне объяснил Злобный, «Андреев много, а Злобный один».

Ксенобиология не отличалась особой сложностью, оказалось достаточно всего-то разобраться в терминологии. Куда более трудным предметом являлась псионика.

Кличку Палачу дали заслуженно. Конечно, многое давал преподаватель, но именно Палач объяснял на практике, как прокачивать энергию по телу, входить в транс, блокировать и осуществлять пси-воздействие, ускорять регенерацию ран и многое другое. Обучение проходило сложно, периоды успехов сменялись неудачами, когда результаты моих усилий приводили в оторопь не только меня, но и учителей. Дважды пришлось полежать в больнице, один раз с истощением, потом сломал руку, прошибая кирпич. Не разламывая – прошибая насквозь.

Методы Палача были зачастую странными, в качестве примера приведу один случай. Мне никак не давалась «аура страха» – ментальный прием, заключавшийся в воздействии на мозг объекта таким образом, что жертва испытывает беспричинный страх и не может напасть на излучателя, т. е. псиона. Для меня сложность заключалась не в способности проецировать эмоции, а в моем нежелании вступать в конфликт с жертвой эксперимента. Грубо говоря, надо было давить, в то время как я обтекал. Палач долго не мог сломать такой настрой, и однажды ему надоело.