В поисках агента. Записки офицера КГБ - Грегори Файфер

— Послушайте, — продолжал я, несколько акцентируя то, что говорю, — наша главная забота, нет, наша единственная забота — ваша безопасность. Я хочу, чтобы Вы это твердо знали. Все остальное — второстепенно. Вы скажите, что Вы хотите, чтобы мы делали, и мы это будем делать, мы будем играть по вашим правилам.

Я почувствовал, что Уэллс успокаивается. Он откинулся на стуле. Я продолжал:

— Но для того, чтобы мы смогли надежно защищать Вас, нам нужно знать о Вас как можно больше. Если ваше имя Эймс, а Вы называете себя Уэллсом, как мы можем Вас оберегать? Мы будем стараться контролировать все переговоры по линиям связи ФБР, касающиеся Уэллса. Все, что говорится о некоем Эймсе, мы будем игнорировать.

Уэллс на мгновение задумался.

— Хорошо, — вздохнул он. — Вы правы. Моя фамилия Эймс.

Естественно, я был удовлетворен ответом, но нужно было о нем узнать больше. Когда имеешь дело с агентами-добровольцами и даже с теми, кто соглашается работать с нами под давлением, лица, которые в действительности не хотят заниматься подобным делом, редко становятся шпионами. Сотрудники разведки часто могут думать, что только благодаря их усилиям люди становятся агентами, но правда заключается в том, чтобы найти лиц, которые хотят, чтобы их завербовали. Я пытался от Эймса получить ответ, почему он решил работать на нас.

Для того чтобы пойти на риск и значительные расходы, связанные с работой с агентом, нужно в определенной степени ему доверять, а доверие к нему во многом зависит от знания реальных мотивов его сотрудничества с разведкой. Обычные дежурные ответы, как правило, не соответствуют действительности. Например, кому-то нужно 50 000 долларов — человек потратил эту сумму на любовницу или проиграл в казино и должен скрыть это от своей жены. Он никогда не скажет об этом работающему с ним оперработнику, а, чтобы получить деньги, заявит совсем другое: «Я за мир во всем мире» или «Я за взаимопонимание между США и СССР».

Поэтому Эймсу я сказал следующее:

— Вы знаете ситуацию, степень опасности для Вас. Вы сами обо всем этом нам рассказали. Вы в курсе, что ФБР контролирует почти все, что мы делаем, — и несмотря на все это Вы все же решились на работу с нами.

В ответ на это Эймс наконец раскрыл свои карты.

— Вы знаете, — сказал он, вздохнув, — у меня есть финансовые проблемы. Однако это не самая важная причина. Причина в том, что я работаю на организацию, которая сознательно переоценивает возможности и угрозу СССР, с тем чтобы иметь больше денег на проведение своих операций.

Критика Эймса была направлена на руководство ЦРУ. В какой-то мере эта настроенность перешла от его отца, не очень удачливого в своей карьере сотрудника Управления, работавшего в Бирме в начале 50-х годов. Эймс сказал, что он начал критически смотреть на положение дел в ЦРУ, когда понял, что оно вводит в заблуждение Конгресс и американский народ. Он придерживался мнения, что Советский Союз был намного слабее, чем утверждало ЦРУ, что СССР не обладал экономическим или военным потенциалом, необходимым для реализации заявленных угроз. ЦРУ это знало, однако утверждало прямо противоположное, что, по его мнению, было равносильно умышленной лжи. В этом отношении он был прав.

Эймс также не скрывал, что ему не нравится коммунистическая идеология, что он патриот Соединенных Штатов, но уважает и Советский Союз. Его рассуждения были деловыми и при этом вполне дружественными. Он производил впечатление искреннего и решительного человека. Казалось, что он пришел к важному решению в своей жизни и теперь примирился с тем, что он делает, Я был признателен за его откровенность и постарался по мере возможности отвечать тем же. Для меня наиболее важным в нашей беседе было то, что он, как я понял, принял все мои доводы, а это и было важно для нашего с ним продуктивного сотрудничества. Я снова вернул беседу в русло безопасности Эймса.

— В ваших интересах давать нам как можно больше сведений по агентуре, находящейся в системе КГБ, — сказал я.

— Да, там есть наши агенты, — ответил Эймс. — Но я не знаю, как Вы используете эту информацию, если я ее буду вам передавать. Я не знаю, кому еще известно о наших встречах. Сложная ситуация, в которую я попал, вынуждает меня сказать, что в вашей системе много американских агентов, однако это как раз еще больше осложняет мое положение.

— Сколько именно агентов?

— Очень большая агентурная сеть.

— Как мы можем Вас защитить, если мы не знаем, кто в КГБ может информировать ЦРУ относительно Вас? Если Вам не безразлична ваша безопасность, то нам вместе нужно принять все меры, чтобы свести к минимуму возможную для Вас опасность. Нам нужно знать, от кого нам нужно Вас защищать.

С этого началась новая страница в истории агента Эймса. Он немного подумал, затем вырвал из блокнота лист бумаги и на нем начал что-то писать. Кончив, он протянул лист мне. Я взглянул и похолодел. Листок бумаги содержал больше информации об активности разведывательных усилий США, чем когда-либо было в каком бы то ни было донесении резидентуры в Центр. По сути, это был список практически всей агентуры ЦРУ на территории СССР. Эймс ничего не сказал относительно того, что делать с лицами, которых он перечислил.

— Постарайтесь, чтобы эти люди ничего обо мне не узнали, — попросил он.

Беседа с Эймсом заняла около получаса. Когда Чувахин не спеша вернулся в ресторан, я встал, оставив Эймса и Чувахина продолжать прерванную беседу по проблематике советско-американских отношений. Я был возбужден, и моя голова шла кругом. Я собирался вернуться в посольство и предложил захватить пластиковый пакет, который Эймс принес с собой на встречу с советским дипломатом. Прибыв в свой кабинет в резидентуре, я увидел, что в пакете были документы, содержащие дополнительную информацию о разведывательных операциях ЦРУ.

Я сел за стол, чтобы написать шифротелеграмму о проведенной встрече, которая была сразу отправлена лично Крючкову по прямому каналу связи, выделенному мне. Теперь настала его очередь быть шокированным.

Это был ошеломляющий успех. За все долгое время работы во внешней контрразведке я не надеялся, что такое когда-нибудь может со мной случиться. И это было вполне естественно, поскольку никакой офицер контрразведки просто не в состоянии ставить перед собой конкретные задачи по вербовке агентов или получению секретной информации. Это правда, что некоторым талантливым и оперативно грамотным оперработникам удавалось получать доступ к ценным для определенного периода времени секретным сведениям. Но за редким исключением, как, например, получение секретных материалов по созданию в США атомной бомбы, они, как правило, не имели конкретно ориентированных приказов. Сотрудники разведки просто доставали то, что им удавалось получить.

Некоторые интересующие разведку сведения были открытыми. Например, планы по созданию и основные характеристики американского «спейс-шатла» можно было получить, заплатив за стоимость копирования этих документов в Библиотеке Конгресса США. Но едва ли можно было реально планировать работу по выявлению агентуры ЦРУ в системе ГРУ, МИД и КГБ. Кропотливыми и длительными усилиями можно было суммировать некоторые данные по отдельным агентам. Однако установить контакт с сотрудником ЦРУ, тем более с тем, кто был «вербуемым», чрезвычайно трудно, не говоря о том, что и опасно. Для этого нужно было сначала найти соответствующего кандидата, установить с ним контакт, узнать и оценить его личные качества, по возможности выявить его слабости, пороки и другие уязвимые места. Если и когда все это удавалось осуществить, было еще маловероятно, что данный объект разведывательного интереса пойдет на сотрудничество с нами.