Битва у Варяжских столпов - Михаил Серяков

В очередной раз Русь на страницах хроники упоминается в связи с описанием войны с гуннами. За то, что датский конунг Фротон III развелся с дочерью царя гуннов, последний заключил союз с королем восточной страны Олимаром (rege Orientalium Olimaro). Фротон III собрал свой флот и захватил острова, лежащие между Данией и Восточной страной. «После этого двинулись на Олимара, который из-за неповоротливости его массы предпочитал выдерживать натиск врага, а не наступать на него. Было замечено, что корабли рутенов сбились с порядка и плохо управляются из-за высокого расположения гребцов. К тому же большое количество сил не принесло им пользу. В самом деле, хотя численность рутенов была необычно велика, они отличались более числом, чем доблестью, и уступили победу крепкому меньшинству данов. Когда Фротон захотел вернуться назад в свое отечество, он пережил неслыханные препятствия на своем пути. Весь залив моря был покрыт многочисленными телами убитых не менее, чем обломками щитов и копий, разбросанных морским приливом». В результате этой битвы пали «все короли рутенов, кроме Олимара и Даго (Ruthenorum reges, Olimaro Dagoque exeptis)»{97}.

Побежденным племенам Фротон III установил законы, касающиеся погребения павших в этой войне, оплаты воинов и правил заключения брака. Наибольший интерес для нас представляют законы, касающиеся захоронения павших рутенских воинов в зависимости от их общественного положения: «После этого Фротон созвал племена, которые победил, и определил согласно закону, чтобы всякий отец семейства, который был убит в этой войне, был предан захоронению под курганом со своим конем и всем снаряжением. (…) Тела же каждого центуриона или сатрапа должно было сжечь на воздвигнутых кострах в собственных кораблях. Тела рулевых должны были предаваться пламени по десяти на корабле, но каждый павший герцог или король должен был сжигаться на своем собственном корабле. Он пожелал, чтобы совершенно точно осуществлялись погребения павших, дабы не допустить одинаковых для всех погребений без различия»{98}. Конечно, более чем сомнительно, чтобы датский конунг занимался установлением погребений побежденных племен, скорее всего, Саксон Грамматик просто описал известные ему погребальные обычаи рутенов, приписав их установление мудрой деятельности своего короля. Однако в свете того, что каждое трупосожжение в ладье на территории Восточной Европы норманисты трактуют как однозначно скандинавское, данное свидетельство скандинавского хрониста о существовании такого же ритуала у прибалтийских русов еще с гуннской эпохи представляет несомненный интерес.

После этой морской победы за Фротоном III следовал тридцать королей, «связанных с ним дружбой или повиновением». Поскольку содержание собранного им большого войска становилось все труднее, часть этих вассальных правителей датский король отправил собирать провиант в Норвегию, на Оркады и в Швецию, причем в последнюю был послан Олимар. При выполнении этого поручения он победил там не только трех местных королей, но также покорил Эстонию, Курляндию и Финляндию с островами, лежащими между ней и Швецией. Тем временем король гуннов собрал свои войска и двинулся на Фротона III. Когда противники сошлись, произошло решающее сражение: «Такая бойня началась в первый день этой битвы, что три великие реки Руси (Ruscie) были засыпаны трупами наподобие мостов, став доступными и переходимыми»{99}. На седьмой день битвы пал король гуннов, а сто семьдесят королей, служивших ему, сдались датчанам. После этой великой победы Фротона III распределил подвластные ему земли между покорившемуся ему правителями, обложив их данью. Олимара он назначил в Холмгардию (Holmagardie), Онева — в Коногардию, Дату поручил управление эстами, а остальных королей назначил в Саксонию, Швецию, Лапландию и Оркадские острова. «Так, королевство Фротона включало в себя Русь (Rusciam) на востоке, а на западе граница шла по Рейну»{100}, — заключает Саксон Грамматик описание великой державы данов. Если не считать неизбежных преувеличений, то описание датского хрониста вполне соответствует историческим реалиям той эпохи. Разгромив сначала аланов, а затем и готов, гунны уничтожили королевство бургундов, а их натиск на живших около Балтийского моря германцев привел к тому, что германский вождь Радагаст, или Радагайс, в 404 г. повел на Рим огромную армию из готов, вандалов, свевов, бургундов, численность которой римские авторы оценивали в четыреста тысяч{101}. Непосредственный современник тех событий и участник посольства к гуннам византийский писатель V в. Приск Панийский сообщает, что власть Аттилы распространялась на «острова на Океане», под которыми современные исследователи понимают датские острова{102}. Очевидно, что конница гуннов, сколь бы многочисленна она ни была, сама по себе не была страшна жителям островов и привести их к покорности мог только флот или, по крайней мере, угроза его применения. Тот факт, что применительно к гуннской эпохе «Деяния данов» говорят о русах как о главных противниках данов на море, указывает на то, что, скорее всего, именно благодаря флоту наших далеких предков Аттиле и удалось установить свое владычество над островами Балтийского моря.

Целый ряд моментов в описании Саксоном Грамматиком перипетий этой войны представляет интерес. Как мы могли убедиться, русы в данном фрагменте снова описываются как морской народ, обладающий достаточно большим флотом, численность которого по законам эпического жанра преувеличивается. Из текста неясно, контролировали ли они острова между Данией и Прибалтикой, однако указание на то, что датчане, плывя сражаться с ними, захватили эти острова, позволяет высказать такое предположение.

В его пользу свидетельствует и имя второго короля русов, Даго, поскольку такое же название носил второй крупный эстонский остров, расположенный севернее Эзеля. Утверждение автора хроники о том, что «корабли рутенов… плохо управляются из-за высокого расположения гребцов», были неповоротливыми и потому были разбиты данами, корабли которых хоть уступали противнику по числу, но зато превосходили их в маневренности, наводит на мысль о том, что флот рутенов состоял в основном из торговых судов, более приспособленных для перевозки людей и грузов, чем для ведения войны. Этот вывод подтверждается и данными языкознания. Именно из славянских языков, а отнюдь не наоборот, скандинавские языки заимствовали такие понятия, как lodja (ладья), torg (торг), besman (безмен), grans (граница), sobel (соболь), tolk (толмач){103}. Многие из этих слов относятся к области торговли, а заимствование их произошло довольно рано: «Оба слова: cc. tulkr и turg принадлежат к числу ранних заимствований: они встречаются в древнейших литературных памятниках»{104}. Однако влияние славян в этой сфере не ограничилось одними только скандинавскими языками. В результате торговых связей из славянского в литовский язык были заимствованы следующие слова: turgus — торг, cefte, cenis, cenus — цена, muitas — мыто, redas — ряд, garadai — города, tiilkas — толк (тълк — переводчик) и др.{105} Аналогичную картину мы видим и в другом балтском языке, где лтш. tirgus означает рынок или торг. Однако ареал распространения этого слова еще больше. Эст. turg, равно как и фин. turku, рынок, происходит также от торг < търг{106}, причем в последнем случае от этого же славянского слова происходит и название крупного финского приморского города Турку, что указывает на то, что торговля славян со своими соседями велась не только по суше, но и по морю. На последнее указывает и созвучие названия славян у финно-угров (эст. Wend, Wene, фин. Venat, Venaja) с названием ладьи в этих же языках: эст. wene, фин. vene, venhe, куро-лив. veni, а также фин. venheelainen, venelainen — «ладейщик»{107}. Тот факт, что из четырех крупных языковых общностей, живших на берегах Балтийского моря, три заимствовали само понятие торговли от четвертой, не оставляет никакого сомнения в том, кто именно был ведущей силой в торговле в данном регионе.