Весь этот мир - Никола Юн

Я удивила саму себя этим вопросом, но Карла вовсе не удивлена. Она ни на секунду не перестает вытирать несуществующую пыль с моей книжной полки.

– Все вы одинаковые. Дай вам палец, так и всю руку норовите отхватить.

– Значит, нет? – спрашиваю я.

Она смеется.

ПРОБУЮ СНОВА:

– Всего на полчаса. Он пройдет дезинфекцию, как мистер Уотерман, и тогда…

– Ты с ума сошла?

– ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ?

– Нет.

– ПОЖАЛУЙСТА, КАРЛА…

Она обрывает меня:

– А я еще верила, что ты в порядке.

– Так и есть. Я в порядке. Мне просто хочется увидеться с ним…

– Мы не всегда получаем то, что хотим, – говорит она.

Судя по одной только категоричности ее тона, я понимаю, что эту фразу она говорит Розе постоянно. Вижу, она сожалеет, что сказала это мне, и все равно больше ничего не добавляет.

В конце дня, собираясь уходить, Карла останавливается на полдороге и говорит:

– Ты же знаешь, что мне нелегко тебе отказывать. Ты хорошая девочка.

Я сразу бросаюсь в открывшуюся лазейку:

– Он пройдет дезинфекцию и будет сидеть в другом конце комнаты, далеко, очень далеко от меня. Всего пятнадцать минут. Полчаса максимум.

Карла качает головой, но не очень уверенно.

– Это слишком рискованно. И твоя мать никогда на это не согласится.

– Мы ей не скажем, – тут же говорю я.

Карла бросает на меня острый, разочарованный взгляд.

– Вам, девочкам, и правда так легко солгать своим мамам?

КАРЛА СНОВА ПОДНИМАЕТ ЭТУ ТЕМУ через два дня, сразу после обеда.

– Так. Теперь слушай меня, – говорит она. – Никаких прикосновений. Ты в своей половине комнаты, он в своей. Я сказала ему то же самое.

Я понимаю слова, которые она произносит, но не могу связать их воедино.

– Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что он здесь? Он уже здесь?

– Ты в своей половине, он в своей. Никаких прикосновений. Ты поняла?

Я не поняла, но все равно киваю.

– Он ждет тебя в солнечной комнате.

– Он прошел дезинфекцию?

Карла бросает на меня взгляд, в котором ясно читается: «За кого ты вообще меня принимаешь?»

Я встаю, сажусь и снова встаю.

– Ох, Иисусе, – вздыхает она. – Быстро иди наверх и приведи себя в порядок. Я дам вам только двадцать минут.

Мой желудок не просто подскакивает, он исполняет в воздухе сальто-мортале без страховочного троса.

– Почему ты передумала?

Карла подходит ко мне, берет меня за подбородок и смотрит мне в глаза так долго, что я начинаю беспокойно ерзать на месте. Я вижу, как тщательно она подбирает слова. В конце концов произносит только:

– Ты заслуживаешь хоть немного радости.

Так вот как Розе удается получать все, что она пожелает. Она просто просит свою мать, у которой слишком большое сердце.

Я иду к зеркалу «приводить себя в порядок». Я почти и забыла, как выгляжу. Смотрю на себя нечасто. Какой в этом смысл, если никто меня все равно не видит. Мне нравится думать, что я похожа на маму с папой в соотношении 50 на 50. У меня бронзовая кожа теплого оттенка – результат смешения маминой бледно-оливковой с папиной насыщенной темно-коричневой. Волосы у меня густые, длинные и волнистые, не такие курчавые, как у него, но и не прямые, как у нее. Даже мои глаза – идеальная смесь: не азиатские и не африканские, а где-то посередине.

Я отвожу взгляд от своего отражения, а потом быстро смотрю в зеркало снова, чтобы застать себя врасплох и получить более точное представление о том, что увидит Олли. Пытаюсь засмеяться, а потом улыбаюсь с закрытым и с открытым ртом. Даже хмурюсь. Хотя надеюсь, что при встрече с ним у меня не будет повода это делать.

Карла наблюдает за моими кривляньями в зеркале, довольная и озадаченная одновременно.

– Я почти вспомнила себя в твоем возрасте, – говорит она.

Я обращаюсь к ее отражению:

– Ты уверена? Больше не считаешь, что это слишком рискованно?

– А ты что, хочешь меня отговорить? – Карла подходит и кладет руку мне на плечо. – Все рискованно. Ничего не делать – тоже рискованно. Решать тебе.

Я обвожу взглядом свою белую комнату, смотрю на белый диван и полки, белые стены, все безопасное, привычное и неизменное. Я думаю об Олли, замерзшем после процедуры дезинфекции и ждущем меня. Он – прямая противоположность всему этому. Небезопасный. Непривычный. В постоянном движении. Он – это самый большой риск, на который я когда-либо шла.

От: Мэделайн Ф. Уиттиер

Кому: [email protected]

Тема: Будущее совершённое

Отправлено: 10 июля, 12:30

Когда ты это прочитаешь, наша встреча уже состоится. Она будет совершённой.

СОЛНЕЧНАЯ КОМНАТА – МОЯ САМАЯ ЛЮБИМАЯ в доме. Она почти вся из стекла – стеклянная крыша и окна от пола до потолка, которые выходят на наш безукоризненный газон на заднем дворе.

Интерьер комнаты напоминает декорацию тропического леса. Здесь полно пышных тропических растений, на вид почти настоящих. Повсюду стоят банановые и кокосовые деревья, гнущиеся под тяжестью искусственных плодов, и гибискусы с искусственными цветами. Есть даже имитация журчащего ручья, который протекает через комнату, но в нем нет рыбок – во всяком случае, живых. Белая плетеная мебель искусственно состарена и смотрится так, словно выгорела на солнце.

Так как все здесь должно напоминать тропики, мама держит включенным тепловой вентилятор, и комнату наполняет жаркий ветерок.

Обычно мне тут нравится – я могу представлять, что стекол нет и я нахожусь Снаружи. Но порой ощущаю себя рыбой в аквариуме.

Входя в комнату, вижу, что Олли вскарабкался до середины дальней стены, отделанной камнем, и держится на ней, цепляясь за расщелины. Он перебирает в пальцах огромный листок бананового дерева.

– Оно не настоящее, – говорит.

– Оно не настоящее, – произношу я одновременно с ним.