Стыдные подвиги - Андрей Рубанов
Шрифт:
Интервал:
В передних рядах кто-то вздевает к небу кулаки и рычит проклятия.
Блондинка прыгает за руль, заводит тачку и рвет с места. Колеса проворачиваются в грязи. Джейсон уже здесь, хватается за задний бампер, но девчонка врубает скорость и уезжает. Гремит решительная музыка. Вроде бы финал. Узбеки, туркмены, казахи, молдаване и азербайджанцы в крайнем изнеможении откидываются на спинки стульев. Но нет; крупный план, закушенные губы, яростный взгляд: героиня возвращается мстить за расчлененных товарищей.
Завязывает волосы в хвост. Подтягивает штаны, поправляет шнурки на ботинках. Она готовит ловушку: сворачивает стальной трос в подобие капкана, привязывает к машине. Прямая, бледная, красивая — выходит против монстра с монтировкой наперевес.
— Дура! — кричат бойцы. — Хрен ли ему твоя монтировка?
Однако блондинка отважна. Джейсон, полчаса назад хитроумно убивший семерых, вдруг наивно попадает ногой в петлю. Девчонка ловко зажимает дубиной педаль газа, и машина, взревев, самостоятельно тащит Джейсона по жидкому чернозему, выезжает на берег и обрушивается с обрыва прямо в воду. Джейсон держится рукой за черный корень, но блондинка, подбежав, расплющивает его пальцы ударом железяки.
Аплодисменты сотрясают своды клуба, их мощь такова, что я начинаю опасаться за стенку, сложенную сегодня, — вдруг не выдержит и рухнет?
Джейсона утягивает под воду. Из мутных глубин поднимаются мрачные пузыри. Блондинка вытирает слезы.
Джейсон не умер, он вечный, и в последнем кадре он выдергивает ногу из петли и опять всплывает, что дает зрителю намек: продолжение следует.
Бизнесмен Валера входит в зал и включает свет. Сеанс окончен. Бойцы приходят в себя; у большинства красные лица и потные лбы.
Мы — дембеля — выходим последними, великодушно позволив молодежи потолкаться у дверей; молодежь спешит в казармы, в девять часов все должны сидеть и смотреть программу «Время», с этим делом в армии строго. Бизнесмен Валера с подозрением смотрит на четверых расслабленных бойцов, он почти уверен, что мы прошли в зал бесплатно, — но решает не задавать вопросов; поднимает воротник бушлата и отворачивается. Сержант Мухин и ефрейтор Сякера выше бизнесмена на голову и гораздо шире в плечах, надень на них хоккейные маски — будут не хуже Джейсона, кого хочешь удавят голыми руками.
Снаружи совсем холодно, и я вдруг улавливаю в движении воздуха слабую, но ясную ноту, особый предзимний запах, солоновато-жестяной; еще не замерзает по ночам вода в лужах, еще не все листья облетели, осень еще вовсю гуляет, но уже пора грустить и ждать первого снега. Не то чтобы я единственный из четверых обладаю гиперчувствительностью, — нет, мы все ощутили, и примолкли, и восемь ноздрей слегка расширились.
Ефрейтор Сякера искусно сплевывает сквозь зубы и говорит:
— Вернусь домой — куплю видак и видеосалон устрою. Пятьдесят человек, пятьдесят рублей за сеанс, три сеанса в день. Большие деньги! Обязательно устрою видеосалон.
— Остынь, — возражает Киселев. — Скоро твоя Белоруссия отделится на хрен. У вас будут свои деньги, а у нас — свои. Лучше скажи, как по-вашему «железная дорога»?
— Чугунка, — мрачно отвечает ефрейтор Сякера; мы смеемся, огибаем клуб и снова оказываемся в моей подсобке. Рассаживаемся на бревнах, приготовленных для строительства крыши. Я завариваю чай в литровой банке. Разливаю по кружкам, вскрываю пачку печенья.
— А мне, — говорит Мухин, — понравилась эта… кудрявая. Которой он глаза выдавил. Маленькая, шустрая… Мой размерчик.
Он проводит ладонями по воздуху, следуя воображаемым изгибам женского тела.
— А мне — негритянка, — говорит рядовой Киселев. — Ноги длинные, глаза бесстыжие. Люблю таких.
— А мне — тачка, — говорю я. — Широкая… Мотор — зверь… Сел — и едешь, плавно, быстро… О своем думаешь.
— Не по нашим дорогам, — говорит Киселев. — В Америке — там, да…
— Значит, съезжу в Америку.
— Фигня, — говорит сержант Мухин. — Скоро здесь будет лучше, чем в Америке.
Рядовой Киселев скептически хмыкает.
— А видел, — говорит ефрейтор Сякера, — как у них налажено? Едешь на машине, у дороги — чипок. Подъезжаешь, деньги в окошко дал, и оттуда тебе сразу пепси-колу наливают и бутеры дают.
— Это не бутеры, — возражает Мухин. — Хот-доги.
— Сам ты хот-дог, — презрительно произносит Киселев. — Чипок называется «Макдоналдс». Чтоб ты знал, это самый крутой американский кабак, «Макдоналдс». Главный принцип — моментальность. Платишь — и ровно через тридцать секунд тебе дают горячий хавчик. Картошку жареную, мясо, все дела.
— Фигня, — говорит Сякера. — Невозможно. Как ты пожаришь картошку за тридцать секунд?
— А это, — отвечает Киселев, — и есть главный секрет. Никто не знает. Кто идет работать в «Макдоналдс» — первым делом дает подписку о неразглашении. Пожизненную. И уже не увольняется никогда.
Пашет в «Макдоналдсе» до самой пенсии. Поднимается от уборщика до официанта, от повара до директора. Каждый американец знает, что в «Макдоналдсе» жратву готовят ровно за тридцать секунд, но как — это тайна. Знают только те, кто работает в «Макдоналдсе», больше никто не знает. Чтоб ты знал, к ним туда постоянно пытаются шпионов внедрить. Хлопчики приходят в «Макдоналдс», изображают простых людей с улицы, только чтобы выведать секрет, но их вычисляют сразу… Бывало, и награду объявляли в миллион долларов каждому, кто раскроет хитрость. Но так никто и не раскрыл.
Киселев тушит сигарету и подводит итог:
— Америка есть Америка. У нас такого никогда не будет.
— Чего «такого»? — спрашивает Мухин, опять извлекая цепочку и вращая вокруг пальца. — Таких ресторанов? Или баб с сиськами? Или тачек? Или фильмов про Джейсона?
— Ничего не будет, — говорит Киселев. — Бабы будут, конечно. Сиськи будут. Остального не будет. Ни «Макдоналдса», ни тачек, ни фильмов.
— Ну, хоть так, — усмехается Мухин. — Пошли на казарму. Холодно тут. Плохая у тебя нычка, Рубанов.
— Зачем ему нычка? — говорит Сякера. — Он дембель. Дембелю нычка не нужна. Это тебе нужна нычка, Мухин. А ему — нет.
Друзья уходят, я остаюсь.
Нычка — то есть конура, логово, солдатское убежище, где можно заныкаться от глаз начальства, — у меня плохая, да. Холодная, и поспать негде. У бойцов Советской армии ценятся комфортабельные нычки, желательно отапливаемые. Летом боец может заныкаться в любых кустах, за любой стеночкой и перегородочкой. Летом в каждой пыльной щели можно наблюдать двоих или троих солдатиков, жующих что-то, если есть у них еда, или курящих, если есть у них курево, или просто дремлющих. Зимой же ныкаться гораздо сложнее. В холодное время года наилучшая нычка — это котельная, там грязно, не всякий офицер войдет, и даже не всякий сержант, но котельная — прибежище салабонов, а люди с опытом находят более удобные варианты. Баня, хоздвор, библиотека. По мере того как боец переходит из статуса «черпака» в статус «старого воина», нычки становятся все респектабельнее. Сержант Мухин не просто так вращает на пальце цепочку с ключами. Каждый ключ — отдельная дверь, за дверью — нычка. Каптерка, радиоузел — везде Мухин имеет возможность расслабиться в компании приятелей, выпить чаю и пожрать сгущенного молока. Через полгода он сам станет дембелем, на его должность поставят молодого сержанта, и Мухин отдаст ему все ключи, и станет, как я сейчас, прятаться от начальства не в нычках, а внутри себя.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!