Бриллианты шталмейстера - Иван Погонин

– Еще бы знать, в каком городе этот Рихтхофен фабрикует свои чемоданы! – сказал Гаранже.

Мечислав Николаевич вынул из чемодана все его содержимое, аккуратно вытащил потертую и всю пожелтевшую газету, которой было устлано его дно, развернул ее и нашел заголовок.

– «Breslau Zeitung», – прочитал чиновник для поручений.

Мечислав Николаевич пересчитал оставшиеся деньги и еще раз порадовался, что догадался добавить к выданным Давыдовой трем «катям» две собственные. За границей деньги таяли с невиданной скоростью – на одних железнодорожных билетах можно было разориться. Правда, в связи с возобновлением дела о краже бриллиантов родной Департамент обещал выплатить командировочные, но когда это теперь будет! Коллежский секретарь вздохнул, убрал бумажник в карман пиджака и посмотрел в окно – поезд подъезжал к пограничной станции и поэтому едва тащился.

Немец-досмотрщик перевел взгляд с респектабельного пассажира на дешевый чемоданчик Гесслера, который Кунцевич вынужден был таскать с собой, и спросил:

– Haben Sie nichts zu deklariren[6]?

– Найн! – ответил коллежский секретарь. Ему не везло с учителями немецкого, поэтому язык Гете он знал гораздо хуже французского.

– Bitte, machen Sie mir das auf[7].

– Вас?

– Öffnen Sie Ihren Koffer[8], – настаивал немец.

Пришлось повиноваться. Увидев в чемодане только несколько грязных сорочек и стопку воротничков, немец удивился еще больше и потребовал показать ему всю имеющуюся при странном пассажире кладь. Не побрезговал он и пледом с подушкой.

Таможенник так тщательно осматривал его багаж, что Мечислав Николаевич подумал, что его ссадят с поезда. Но обошлось.

Начальник Бреславльской полиции поручил Кунцевича заботам правителя своей канцелярии господина Гофмана. Тот внимательно выслушал коллежского секретаря и предоставил в его распоряжение одного из прикрепленных к Polizeipräsidium вахмистра-эльзасца, свободно говорившего по-французски.

Из справочной книги Бреславля следовало, что лавка герра Рихтхофена находится на восточной окраине города. Когда Кунцевич и эльзасец подошли к магазину, то увидели в витрине точную копию чемодана, который Мечислав Николаевич держал в руках.

Хозяин лавки внимательно осмотрел чемодан, потер ногтем печать, а потом сказал:

– Да, это моя работа. Это товар низшего сорта, я делаю его из отходов, которые остаются после выработки вот этих замечательных вещей. – Герр Рихтхофен обвел рукой магазин, наполненный и вправду неплохими на вид чемоданами различных размеров. – Ему и цена соответствующая – три марки.

– А вы не припомните, герр Рихтхофен, кому продали этот чемодан? – спросил коллежский секретарь, и вахмистр тут же перевел вопрос.

– Конечно, не припомню. Очевидно, кому-нибудь из рабочих с ближайшей мануфактуры.

– А вы не знаете господина по фамилии Гесслер?

– Мартин Гесслер?

– Нет, его имя начинается на «G».

– На «G»… – Хозяин мануфактуры задумался. – Нет, такого не знаю.

– А Мартин Гесслер – он кто?

– Мартин? Это мой хороший приятель, он держит гаштет на соседней улице.

– А сколько ему лет?

– Он постарше меня, в прошлом году мы праздновали его семидесятилетие.

– А сыновья у него есть?

– Было два сына, но обоих убило в последнюю войну с лягушатниками.

Переводя, эльзасец заменил «лягушатников» «французами», но Мечислав Николаевич слово «фрош» понял. Впрочем, на немца не обиделся, обидно ему было за самого себя.

«Зачем я в эту глухомань поперся? Только зря деньги искатал!» – корил себя Кунцевич. Надо было уходить. Питерец попрощался и направился было к двери, но тут ему в голову пришла одна мысль. Он достал бумажник, а оттуда найденный в Лионе медальон.

– Скажите, а эта дама вам не знакома?

Торговец чемоданами взял медальон в руки и поднес его к канделябру. На его губах заиграла улыбка:

– Это Берта, Берта Гуттентаг. Я помню тот день, когда делали эту фотографию. Это было очень давно, господа…

Семейство Гуттентагов обитало в собственном двухэтажном доме, всего в десяти минутах ходьбы от магазина герра Рихтхофена. Со слов торговца чемоданами, глава семьи Исаак Гуттентаг был присяжным поверенным и имел двоих сыновей. Дети с родителями не жили: старший, Герхард, давно обзавелся семьей и служил в каком-то министерстве в столице, а младший, Георг, год назад крупно поссорился с отцом и ушел из дома. «А имя-то я угадал!» – удивился собственной проницательности Мечислав Николаевич.

Дверь им отворила горничная, сказавшая, что хозяев нет дома, но они должны скоро вернуться.

– A их сын, господин Георг Гуттентаг, дома? – спросил спутник коллежского секретаря.

На глаза у женщины навернулись слезы: