Иероглиф зла - Марина Серова

Кузьмин заверил ее, что завтра разговаривать со студентами будет проще – ведь можно будет непонятные фразы спрашивать на английском, к тому же жестикуляцию и мимику никто не отменял, – и распустил нас по домам.

На очередное занятие я явилась с опозданием – выехала как обычно, но простояла в неожиданно возникшей пробке. Какой-то недалекий товарищ въехал в бампер впереди идущей машины, и я не успела проскочить до возникновения длинной очереди автомобилей. Пришлось минут тридцать плестись с черепашьей скоростью и проклинать невнимательного торопыгу-водителя, который, очевидно, так спешил куда-то, что пренебрег правилами дорожного движения.

Таким образом, когда я наконец-то вошла в здание языкового центра, занятие шло уже минут пятнадцать, если не больше. Про себя я надеялась, что сэнсэй, как обычно, припоздал и я не слишком много пропустила. Как оказалось, к моему появлению урок еще не начался – в аудитории царил шум и слышались приглушенные голоса переговаривающихся учеников. Я поздоровалась с присутствующими и оглядела стол, за которым теперь сидело куда больше народу, чем обычно. Помимо уже знакомых мне Маргариты, Александра, Димы, Кати и Лены я увидела еще двух девушек и трех юношей. Как я поняла, это и были студенты из Японии – все черноволосые, с темными, немного раскосыми, характерными для восточных людей глазами. На вид им было от 17 до 22–23 лет, не больше. Девушки были одеты в белые летние блузки и черные плиссированные юбки, а обязательным аксессуаром формы был черный в полоску галстук. Молодые люди были облачены в строгие брючные костюмы – никаких джинсов или ярких футболок, видимо, в Японии всегда ходят в определенной одежде, подчеркивающей социальный статус и род занятий. Я слышала, что у японских школьников существует форма не как у нас в начальных классах, а даже в институтах и университетах. Это у нас в России ходят в чем попало – сейчас даже в театре или на концерте классической музыки можно встретить людей, одетых в рваные, по последней моде, джинсовые штаны и в футболки с яркими принтами. Думаю, в Стране восходящего солнца подобный вид строго карается общественным мнением – если ты учишься в престижном университете или работаешь в какой-либо фирме, сделай милость, одевайся соответствующим образом. На фоне официально облаченных японцев наша группа казалась каким-то сбродом, как будто случайно забредшим на занятие. Только один сэнсэй имел представительный вид, на нем, как обычно, был надет строгий костюм и бабочка.

Я заняла свое место рядом с Маргаритой и смогла разглядеть сидевших напротив японских студентов. Сперва они показались все на одно лицо – наверно, из-за характерного разреза глаз и формы скул. Девушки отличались друг от друга больше, чем парни. У одной была короткая стрижка каре, у другой – длинные распущенные по плечам волосы и прямая челка, совсем как у Риты-сан. Студентка со стрижкой показалась мне симпатичнее своей подружки – у нее была фарфорово-белая кожа, совсем как у японских гейш, аккуратные красные губы, а черные глаза даже казались неестественно большими и какими-то бездонными. Наверно, по японским меркам она считается настоящей красавицей, да и не только по японским, думаю…

Наконец сэнсэй объявил, что урок начался, и сперва предложил всем познакомиться. Требовалось по цепочке спрашивать, как зовут рядом сидящего человека, и называть свое имя по-японски. Выяснилось, что красивую японку с каре зовут Марико-сан, ее длинноволосую подружку – Наоко-сан, а молодых людей – Акио-кун, Харуо-кун и Хадзимэ-кун. Маргарита шепотом пояснила, что «кун» – это приставка к имени, которую используют, называя мужчин и молодых парней, тогда как «сан» – универсальная приставка к любому имени или фамилии. Вообще, японцы обращаются друг к другу в основном по фамилии, а именами пользуются только в кругу семьи и близких друзей. Детей называют по имени, используя уменьшительно-ласкательную приставку «тян». Иногда, впрочем, и имена девушек и даже женщин произносят с этой приставкой, но это в редких случаях. Такое могут позволить себе лишь близкие подружки, а в общепринятом смысле «тян» используют, называя клички животных.

– Зато у нас в России все анимэшники зовут друг друга «тян», – усмехнулась Маргарита. – Только не вздумайте так обратиться к сэнсэю или к гостям из Японии, а то получится весьма странная и неловкая ситуация…

Сегодняшний урок не был похож на предыдущие – мы ничего не записывали, никакую тему не изучали. Кузьмин сказал, что мы можем разговаривать с японскими студентами на любые темы, задавать какие угодно вопросы, только желательно все на японском языке. Мне-то легче было бы пользоваться английским, его я знала в совершенстве. Более-менее разговаривала с японскими учениками лишь Маргарита, иногда что-то пытался сказать Александр, тогда как Дима, Лена и Катя отмалчивались. Я, как могла, принимала участие в диалоге, пытаясь задавать вопросы на японском, которые мне удалось записать за предыдущие занятия. Сэнсэй сиял, точно начищенный медный таз – поди, радовался, что хоть кто-то из его учеников проявляет энтузиазм в общении с гостями из далекой страны. Он улыбался мне ободряюще, видимо, был доволен, что я не молчу, подобно неразговорчивой троице. Я с удивлением отметила про себя, что Александр, оказывается, владеет японским языком ничуть не хуже старательной Маргариты, а может, даже лучше. По крайней мере, он свободно беседовал с японскими студентами, в основном – с красавицей Марико-сан, которая, ко всем прочим достоинствам, оказалась весьма словоохотливой барышней. Она не переставала одаривать собеседников своей обаятельной улыбкой, которая очень шла ее красивому личику. Девушка буквально расцветала на глазах, и я не могла отвести взгляд от ее живого, прекрасного лица.

Я быстро выдала весь свой запас японских выражений, и мой энтузиазм заметно иссяк. Чуть позже сдалась и Маргарита, а вот Александр, напротив, о чем-то увлеченно болтал с Марико-сан. Ее подружка Наоко беседовала с сэнсэем, среди японцев-парней словоохотливым оказался лишь один, вроде его звали Харуо-кун. Двое других от общения воздержались и лишь молча улыбались, всем своим видом демонстрируя, что они в восторге от познаний русских студентов в японском языке. Утомившаяся задавать вопросы и переводить ответы Маргарита шепотом рассказала мне, что в Японии жители очень хорошо относятся к иностранцам, которые могут сказать по-японски хотя бы одну фразу. Дело в том, что японцы считают, будто выучить их язык невозможно, поэтому всегда говорят туристам, что у тех прекрасный японский.

– По-моему, они правы! – тихо ответила я. – На что я изучала различные иностранные языки, могу сказать, что они куда проще. Одно дело – разговаривать на японском с одногруппниками, и совсем другое – слышать настоящую японскую речь. Я вот ни слова не разберу, о чем беседуют Арэкс-сан с Марико-сан…

– Да обо всем подряд, – махнула рукой Маргарита. – Начинали обсуждать погоду, потом вроде японскую еду, теперь что-то про семью разговаривают. Сейчас…

Девушка прислушалась к рассказу Александра, который что-то объяснял своей симпатичной собеседнице, а потом неуверенно пояснила мне:

– Арэкс-сан говорит, что в России в семьях обычно один ребенок, два – уже редкость. И что у него нет братьев или сестер. Говорю же, они семью обсуждают. В четырнадцатом уроке, который мы еще не проходили, новые иероглифы означают членов семьи и прилагательные, которые их характеризуют. Мы на втором уроке летнего практикума некоторые слова учили, только без иероглифов. Японцы часто интересуются, большая у собеседника семья или нет, кто чем занимается и где работают родители…