Нежна и опасна - Таня Володина

— Извини, я не дотерпел до спальни.

Он улыбался. Я тоже села:

— Да я не против, мне здесь нравится.

На этом самом месте я впервые почувствовала сексуальное возбуждение. Не сегодня. И не с Кириллом.

— Пойдем, я помогу тебе переодеться, — он бережно поднял меня с пола.

Я ощутила, как ручеек спермы увлажнил мои бедра. Мы забыли о презервативах.

Утром, после того, как я довела Кирилла до рычания и вскриков своими оральными талантами, а потом проводила на работу, я накинула тяжелый махровый халат и вышла на террасу. День был пасмурным, над городом висел серый смог, пахло выхлопными газами.

Заметив меня, из квартиры Маши вышел дедушка в пижаме и шлепанцах. Он нес две чашки чая. Я хотела его поцеловать, но мне стало стыдно. Мои губы казались мне грязными. Мы уселись на мягкие подушки плетеного диванчика, и я почувствовала себя героиней рекламного ролика. Я сидела в роскошной обстановке роскошного пентхауса и собиралась пить роскошный чай из роскошной посуды — но все это было ненастоящее. Реквизит.

И жизнь моя была ненастоящей. Я снова играла. Моя мечта о честных отношениях развеялась как дым. Единственное, что мне оставалось, — надежда на чувства Кирилла. Пока я ему нравлюсь, он защитит меня от уголовного преследования за проституцию, от неизвестных террористов, против которых я дала показания, от бытовых проблем с нерабочей рукой и от материальных затруднений. Я могла посидеть у него под крылышком, пока все эти проблемы не утрясутся.

А потом надо будет что-то решать.

Как получилось, что я попала в ситуацию, которую так старательно избегала? Я никогда не собиралась становиться содержанкой нелюбимого человека. Я знала, что из этого ничего хорошего не выйдет, да и Василий Иванович предостерегал. Я согласилась жить с Кириллом только потому, что поверила в возможность любви между нами, а теперь шок после взрыва прошел, надежды рассеялись, и я ясно увидела свои перспективы. Или я живу с Кириллом, изображая страсть, или ухожу в свою съемную квартиру и пытаюсь выжить на зарплату официантки. Когда смогу носить подносы.

Я вздохнула. Дедушка сказал:

— Ты выросла, Аня, и больше не нуждаешься в моих советах…

Он остановился, но там угадывалось «но». Я повернулась к нему:

— Иногда нуждаюсь, деда. Я выросла, но, кажется, не особо поумнела. Если у тебя есть совет — скажи, я выслушаю.

— Хорошо, я скажу, — он как будто собирался с духом. — Ты, девочка моя, живешь головой. Все заранее продумываешь да строишь планы. Так-то правильно, в целом я одобряю, но иногда это не работает. Есть вещи, которые можно понять только сердцем, — он посмотрел мне в глаза. — Например, как выбрать себе подходящего человека.

Ему трудно было говорить со мной об этом. Я спросила напрямик:

— Ты думаешь, человека нужно выбирать сердцем?

— Да, — ответил он. — Мне кажется, если выбирать головой, то легко запутаться.

— Но ты же сам… Ты говорил… — я не знала, как сформулировать, и меня опять понесло на больную тему: — Вон мама выбрала сердцем — и что? Чем это закончилось? Он ее убил! Лучше бы она головой подумала, прежде чем влюбляться в кого не надо. Зачем вообще нужна эта любовь? Сначала все прекрасно, а потом он берет ружье и стреляет тебе в грудь. Я не совершу этой ошибки! Лучше я выберу мужчину по расчету! Браки по расчету самые крепкие!

Дед взял меня за руку:

— Да, я говорил, что любовь приводит к беде, но… — он сжал мои пальцы, — без любви тоже ерунда получается. Да и не уверен я теперь, что твоя мама…

— Что моя мама?!

— Вчера я разговаривал с Олегом, — сказал дед серьезным тоном.

— С Олегом Игоревичем? Зачем? Он чужой человек!

— Чужой, но он раньше работал в полиции — и не на последней должности. Он был начальник какого-то отдела, пока папа Кирилла не позвал его к себе. — Дед сцепил руки в замок и посмотрел на линялые питерские крыши. — Он сказал, что еще в начале лета ездил в Петрозаводск и читал материалы дела — протоколы, допросы, признания. Все, что там было.

Я вспомнила, что Молчанов тоже об этом упоминал, когда мы сидели в «Старбаксе». Он запросил всю информацию обо мне еще в ту ночь, когда я приходила на «Кохану». Наверное, тогда и всплыли эти материалы.

— Я знаю. Это кое-кто из окружения Кирилла решил меня проверить — а то мало ли, может, я засланный казачок. И что Олег?

Боль отразилась на лице деда:

— Он считает, что Сергей не убивал твою маму. Он спросил, хочу ли я, чтобы он занялся расследованием, — не официально, а по своим старым каналам, как частник. Я согласился. Я же должен знать, кто убил мою дочь.

Я онемела от неожиданности. Всю жизнь я слышала от дедушки, что любовь приводит к стрельбе, поножовщине и детям-сиротам, а теперь, оказывается, все было иначе? Мысли разбегались, я не могла сосредоточиться:

— Как же так? Не убивал? Он же признался… И я слышала, как он кричал…

— Олег хочет с тобой поговорить. Со мной он уже поговорил — вчера полночи сидели. Он так-то толковый следователь, не то что наши в Овсяновке. Я ему верю.

Я кивнула. Конечно, если у Олега есть какие-то сомнения, то пусть все проверит. Я тоже хочу знать, что случилось пятнадцать лет назад. Я глянула на деда. Бедный! Снова будет переживать эту историю.

— Так что ты хотел мне посоветовать? — спросила я.

— Я хотел сказать, что если ты не любишь этого своего Кирилла, то и не живи с ним. Он, конечно, богатый человек и хорошо к тебе относится — с добром и лаской, но для семьи этого маловато.

— У меня проблемы, дедушка. Я потеряла деньги на квартиру и работу, — призналась я. А еще я потеряла надежду на искренние отношения с Кириллом, уважение Молчанова и — временно — правую руку. — У меня ничего не осталось.

— У тебя есть я, — возразил он. — Не списывай меня со счетов, пока я жив. Завтра Коля отвезет меня домой, но знай, я всегда тебе помогу. Я люблю тебя.

Он привлек меня к себе, и я с облегчением и слезами на глазах уткнулась ему в плечо.

* * *

Как ни странно, после разговора с дедом мне полегчало. Я перестала ощущать себя загнанной в угол. Он был прав: я слишком много размышляла и слишком подавляла свои чувства. И постоянно винила себя во всем.

А еще я робко думала о том, что, возможно, отец не убивал маму. Не направлял на любимую женщину ружье и не нажимал на крючок. Что, возможно, сильная любовь, идущая наперекор морали, — это не обязательно приговор. Возможно, мои родители были предназначены друг другу, несмотря на брак отца и юный возраст матери. Возможно, даже у такой любви был шанс.

Если окажется, что маму убил кто-то другой, это не отменит моего сиротства, но я больше не буду дочерью убийцы и его жертвы. Это страшное проклятие над моей жизнью рассеется. Хоть бы Олег Игоревич был прав!