Темное прошлое прекрасного принца - Ольга Хмельницкая

– Не понял, – сказал папа и даже перестал жевать колбасу.

Полина закатила глаза с перманентным макияжем, вздохнула и постучала пальчиками по столу.

– Дюк бузит, – сказала она.

– Опять?

– А что, она уже бузила?

– Маман говорила, что она однажды сбежала с концерта на футбольный матч. Скандал был до небес.

– Тогда понятно, – сказала Полина, – значит, у нас продолжение банкета… тьфу, этой истории. Ксения поссорилась со своим футболистом, закрылась в квартире, срывает все сроки, льет слезы и хочет то ли повеситься, то ли утопиться. Скорее второе, так как она, по слухам, пыталась записаться в бассейн.

– Юное дарование застраховано?

Петр Петрович снова принялся за колбасу.

– Что? Не знаю.

– Такой случай может быть внесен в страховой договор.

– Влюбленность? В страховой договор? Сомневаюсь.

– Да не влюбленность в чистом виде, а психическое расстройство. Опытный психолог легко докажет, что невротическая любовь – это частный случай навязчивого состояния, то есть является страховым случаем, если, конечно, есть такой пункт, как сумасшествие исполнителя. Или хотя бы его болезнь. Душевный недуг тоже вполне может попадать под определение «болезнь».

– Никогда не слышала, чтобы продюсерские центры страховали своих подопечных.

– Не подопечных. Бизнес. Например, можно застраховать риски, связанные с болезнью артиста. А острая влюбленность – это тоже болезнь. Ну подумай, Полина, ты же юрист, нотариус. Ты же должна это понимать!

– Что-то я не слышала, чтобы маманя хоть раз говорила о страховых платежах, – с сомнением покачала головой Полина.

– Ладно, – махнул рукой Петр Петрович, – все это нас не касается. Разберутся они как-нибудь там со своей сверхталантливой Дюк.

– Бери выше. Гениальной!

– Сколько ей, кстати, лет?

– Девятнадцать.

– И уже мальчики в голове, – сказал Сусанин с набитым ртом.

– Точно. В ее годы я с утра до ночи корпела над учебниками по хозяйственному праву.

– И правильно делала, – кивнул Петр Петрович, съел последний кусок докторской и пригорюнился.

Полина налила в чайник воды из-под крана, поставила его на огонь и вздохнула. С того момента, как Роман ушел, она постоянно хотела чаю, как будто горячая жидкость могла согреть ее изнутри.

Игорь Пуканцев, прославленный форвард, впавший в депрессию на фоне проблем в личной жизни, проснулся оттого, что кто-то настойчиво дергал его за ногу. Он открыл глаза, и ему в руки тут же сунули что-то маленькое и тяжелое.

– Ой, кто это? Ой, что это? – переполошился футболист, который, впрочем, считал себя человеком смелым и даже иногда отважным.

– Это я, – сказали у него над ухом. Пуканцев повернул голову, чуть было не свернув со страху шею, и с облегчением узнал спортивного врача команды. Рядом маячила крепкая девица с волосами до плеч, круглым, как луна, лицом и тонкими темными бровями.

– Звони, – сказала девушка, тыкая пальцем в сторону маленького и тяжелого предмета, оказавшегося сотовым телефоном.

– Не позвоню, – отрезал футболист, мгновенно просекая, зачем его здесь, в лазарете, побеспокоили.

– Ну деточка моя, – ласково сказала девица, – ты же страдаешь. И врач команды – страдает. И вся команда страдает, потому что ее надежда, самый лучший форвард страны, лежит на койке и не решается позвонить. И болельщики футбольные – они тоже страдают и валидол пьют, так как слухи распространяются быстро, все уже знают, что Пуканцев болен, но надеются, что выздоровеет. И только словаки радуются. Подумай, хочешь ли ты доставлять радость словакам? А если они выиграют? А так один звонок – ты прояснишь ситуацию, помиришься с подругой, и все будет супер-пупер.

– Не могу я позвонить! Не могу! Не хочу и не буду! – воскликнул Игорь и, шустро перевернувшись со спины на живот, зарылся лицом в подушку. – Как я ей скажу? Ну как?

Алена и Олег переглянулись.

– А может, она и не спросит о том, о чем ты думаешь? – предположил врач. – Она же не догадывается, что ты лежишь в лазарете с поносом. Скажи ей, что у тебя ангина, или грипп, или ты был в коме. Я, конечно, не знаю, что там у вас произошло…

При слове «понос» несчастный форвард завыл, как раненый волк, и вцепился в подушку зубами.

…– Что там мой бывший зять? – спросил Сусанин дочь, чье треугольное лицо, казалось, вытянулось от переживаний в вертикальном направлении и приобрело форму ромба. – Еще не приполз обратно, землю не жрет, пеплом голову не посыпает, назад не просится?

– Нет, – вздохнула Полина.

– Странно.

– И мне странно. Все-таки я на курорты его возила, давала деньги на издание его поганеньких стишков, машину ему купила…

– Он ее вернул? Машину-то?

– Да.

– Пешком ходит? – рассмеялся Сусанин.

– Угу.

– А Майя извиняться не приходила?

– Нет, – сказала Полина и покрылась красными пятнами. – Не приходила.

– И не звонила? – продолжал допытываться Петр Петрович.

– Не-е-е-ет!!! – закричала девушка.

– Ладно, ладно, дочка, не реви, – примирительно сказал Сусанин, – мы ее убьем, и Роман к тебе вернется. Или убьем и его тоже?

– Не надо, – всхлипнула Полина, – я его люблю. Какой он ни есть плохонький и неудачливый, но я его люблю все равно.

– Ну ладно, тогда его убивать не будем, – великодушно разрешил Петр Петрович, – значит, порешим только Майю.

Он на всякий случай еще раз открыл холодильник, проинспектировал его насчет наличия съестного, нашел полузасохший плавленый сырок и съел его. Полина еще немного посидела, зевая, а потом вспомнила слова матери о том, что самое правильное решение – это решение, принятое в десять часов утра, и пошла спать.

– Не бойся, позвони! – уговаривала форварда Алена. – Женщины – они существа понятливые, чуткие и тактичные. Просто скажи ей, что ты был болен… болен… розеолой, например. Есть такая болезнь.

Олег страдальчески закатил голубые глаза. Все это он говорил Игорю так много раз, что у него начал отниматься язык.

– Ты же мужчина, ты же должен решиться! – увещевала Алена.

Пуканцев заткнул уши.

– Может, нам поехать и привезти Дюк сюда? – предложила Ватрушкина.

– Я уже об этом думал, – сказал Олег, – но, во-первых, я не уверен, что она согласится приехать, а во-вторых, какой в этом смысл, если он все равно не хочет разговаривать. Он может сказать, что болел гриппом, он может сказать, что был в коме, поэтому не брал трубку, тут нет никаких проблем. Между ними что-то произошло. Что-то, о чем никто не знает, и теперь Игорь страшно мучается, но не решается подруге позвонить. А ведь такая любовь была, такая страсть!