Провинциальный роман - Наталия Шумак

— Диктуйте адрес и давайте ваши книги.

— Серый дом напротив универмага. Квартира номер один. Хозяйку зовут Калерия. Не перепутайте, ради бога. Калерия, а не Валерия. Она подрабатывает стрижками-укладками, настоящий ас. Правда дорого берет, но услуги истинного мастера стоят тех больших денег, которые он просит.

— Мне все равно. Я не могу себе позволить похода к высокооплачиваемому профессионалу.

— Подождите. Боже! И почему я не сообразила раньше? Калерия передо мной в долгу. Мой старый друг не важно кто… Он уже давно на пенсии, но сохранил колоссальное влияние, не поверите, какую власть имеют некоторые Бывшие. Мой старый друг спас ее бестолкового зятя от армии. Я могу ее попросить обслужить вас, голубушка. Калерия настоящая волшебница, вот увидите.

— Спасибо, не стоит.

Евдокия Яковлевна всплеснула руками.

— И не вздумайте отказываться. Голубушка, я давно собиралась поговорить с вами об этом, но боялась, что вы обидитесь на старуху, сующую нос не в свое дело. Голубушка, вы себя губите. Этот, пардон, мышиный цвет волос, ужасная стрижка, полное отсутствие косметики. Ведь личико прелестное. Но кто заметит красоту, если нарядить ее в паранджу какую-нибудь? Алло. Калерия, это вы? Евдокия Яковлевна вас беспокоит. У меня тут в гостях одна молоденькая приятельница. Да-да. Она сейчас зайдет к вам, занесет книги, о которых мы говорили. Вы не сделаете что-нибудь с ее волосами и лицом? Замечательно. Она девочка небогатая. Но вы мне обещали помочь, помните? Обслужите ее, пожалуйста, а мы потом сочтемся. О, да. Молодежь такова. Спасибо. Всего наилучшего.

Совершенно обалдевшая Арина слушала бредовый разговор, не перебивая. Соседка, сиятельно улыбаясь, обратилась к ней.

— Она как раз свободна и ждет вас, голубушка. Но вы уж поспешите. Не подводите меня.

— Евдокия Яковлевна, какая стрижка, о чем вы, зачем? Мне это совершенно не нужно.

— Голубушка доверьтесь моему профессиональному взгляду. Мышиный цвет волос вам ужасно не идет. Калерия вам вас найдет и покажет. Сами удивитесь и меня старуху порадуете.

— Дурдом.

Подумала, но не произнесла Арина.

— Полный дурдом!

Но из дома она вышла через десять минут.

* * *

Улицы уже утратили утреннюю свежесть, дорога превратилась в серое месиво, пол в троллейбусе напоминал бурую кашу. Люди огрызались друг на друга и злобно топтались в грязи, поскальзываясь, пачкаясь, свирепо или вяло переругиваясь, в полном соответствии с собственным темпераментом и самочувствием. Мол, и рад бы дать вам в рыло, нехороший вы человек, да руки от усталости поднять не в силах.

Арина, погрузившись в задумчивость, свойственную всякому российскому интеллигенту, не реагировала на толчки. Раз. Два, три… она считала остановки. Серый дом напротив универмага на поверку оказался коричневым, звонок в квартире номер один не работал, и в обшитую деревом дверь пришлось стучать. Хозяйка в китайском шелковом халате открыла, не спрашивая, кто там.

— Входите, лапочка.

— Калерия…

— Просто Калерия. Я не люблю отчества.

— Меня Евдокия Яковлевна прислала с книгами, держите, я пойду.

— Лапочка, вы чем-то огорчены? Евдокия Яковлевна просила вас обслужить. Давайте просто взглянем, что там у нас есть. Агамемнон, подай гостье тапочки.

Шустрый черный пудель, виляя, всем телом принес и сложил у ног Арины четыре шлепанца. Красный, синий, коричневый в белую клеточку и зеленый. Все разного фасона и размера.

— Ерунда.

Расплылась в добродушном оскале хозяйка.

— Надеюсь, вы непривередливы.

— Уймись лицемерка. Уймись.

Свирепо проорал синий с хохолком попугай сидящий на шкафу.

— Аменхотеп у нас гуляет. Я его запру в клетку, не волнуйтесь.

— А почему я должна волноваться?

— Некоторые не любят настырных птиц. Аменхотеп, к сожалению, редкостный наглец. Садится на голову, пристает с нежностями.

— Давай поцелуемся, красотка. Я парень о-го-го — Отчетливо и громко выговорила птица.

— Вот весь он в этом. Проходите.

То и дело вываливаясь из одного шлепанца, Арина добралась до зала. Там было чисто и пусто. Зеркало, стол, высокий стул с подлокотниками, книжные полки, натертый до невероятного блеска паркет. По нему забавно стучал когтями ласковый Агамемнон.

— Одну минутку.

Доплыл издалека голос хозяйки. Арина разглядывала книги, почти все на английском и французском.

— Это вы читаете? — полюбопытствовала она. Хозяйка, прикатившая маленький столик, заставленный баночками и пузырьками, подтвердила.

— Да. Вот только Агамемнон и Аменхотеп меня не поддерживают, кроме родных птичьего и собачьего понимают только русский и то кое-как. Присаживайтесь, шапку долой. Снимите резинку с хвостика. Так я и думала. Никогда не пользуйтесь этой гадостью.

Калерия брезгливо двумя пальцами подхватила черное колечко и швырнула в корзинку для бумаг, стоящую под столом.

— Никогда. От нее волосы ломаются, теряют вид. И шапку в помещении всегда снимайте.

— ?

— Ходить в головном уборе ужасная привычка. Зашли в тепло, быстренько избавляйтесь от шапки. Дайте скальпу возможность дышать. Ясно? Начнем.

Чуть замороченная лекцией Родионова не сразу отреагировала, пробормотала через минуту невнятно.

— Я бы не хотела сильно их подрезать.

Арине нравилась длина до лопаток. Она еще что-то собралась добавить, но хозяйка ее уже не слушала. Погрузив свои большие теплые ладони в шевелюру девушки, она задумалась. Потом начала перебирать пряди, поднимать и опускать, смотреть в зеркало, отходить на два шага.

— Да. Этот бардак надо стричь и красить. Прямо сейчас. Раз уж я свободна.

У Калерии Арина пробыла два с половиной часа. Ей дважды мыли голову, полчаса держали с цветной пеной на голове на табуретке в ванной, голышом, вернее в одних трусиках.

— Это моя любимая краска. И именно она нам нужна. Но течет, зараза. Никакие полотенчики не спасут, перемажетесь, а отмыть ее не просто. С одежды и вовсе нереально. А с кожи потихоньку отскоблите. Дня за три-четыре. Я специально сделала ее такой жидкой. Мой метод. А еще я добавляю кой чего для блеска. Но это мой личный секрет.

— Пахнет лимоном.

— Лимон действительно есть. Но он не главный компонент. Агамемнон, неси веник. Веник! Веник, а не тряпку. Вот непонятливое животное! Туп, как все мужчины! Ну, наконец, то, молодец. А совок? Совок забыл!

Щелкали ножницы, долго гудел фен.

— Открывайте глазки, девушка. Полюбуйтесь моей работой.

Калерия освободила Арину от простыни и накидки, отошла на два шага, насладиться эффектом. Очень короткая, глянцево блестящая челка до середины лба! Прямые, чуть-чуть не достающие до плеч яркие, переливающиеся на свету апельсиновые пряди…