Любовная записка с того света - Елена Усачева

Петька лихо перепрыгнул два пролета лестницы и зачем-то решил пробежаться по третьему этажу.

— Стой, ненормальный!

Голос брата подтолкнул его в спину, и Петька прибавил ходу. Ему даже стало весело — давно Димка не уделял ему столько времени.

В азарте беготни он не заметил остановившуюся на подходе к третьему этажу Людмилу Алексеевну. Завуч внимательным взглядом проводила топающего, как стадо небольших слонов, Петьку и пошла вниз. Димка пронесся как раз вовремя, чтобы не попасть под строгий взгляд завуча.

Лестница дрогнула от бегущих ног. Людмила Алексеевна подняла голову. Мальчишки десятого класса, гикая и азартно подгоняя друг друга, мчались к третьему этажу, оставляя после себя разрушения, равные одному небольшому Мамаеву побоищу.

Завуч кивнула каким-то своим мыслям и чуть ускорила шаг.

Петька и сам не ожидал, что можно так быстро бегать по родной школе. Вперед его гнала счастливая мысль.

Рыжая Вера все просчитала. Не учла она только одного: Петька может изменить маршрут, а заодно и свою жизнь. Не пойдет он домой после уроков. Пускай грузовик, ожидающий его около дороги, проржавеет, пускай кожура от банана сгниет, а лифт еще сто лет мирно возит жильцов его дома. Он и на уроки не пойдет. И вообще сейчас отправится куда глаза глядят, лишь бы подальше от всего этого безумия.

Потому-то он и мчался сейчас по коридорам то туда, то обратно — ему нравилось бежать не так, как обычно, а так, как никто не делает.

Под его ботинком жалобно скрипнул паркет второго этажа. Прыгая через три ступеньки, он сбежал по лестнице.

Оставалось повернуть, пройти финишную прямую — и прощай, школа!

Петька ухватился за угол, чтобы его не сильно занесло на повороте. С жизнерадостной улыбкой просвистел мимо гардероба…

Но выйти из школы ему не удалось.

Около двери, как неколебимый монумент Минина и Пожарского на Красной площади, стояла Людмила Алексеевна.

Петька затормозил как раз вовремя, чтобы не оказаться в объятиях завуча.

— Ткаченко… — строго начала она.

Школа слегка сотряслась, зазвенели потревоженные перила — это Димка перепрыгнул пролет своим фирменным прыжком. В следующую секунду он уже выходил на злополучную «финишную прямую».

— Ткаченко, — с большим нажимом повторила завуч, пока выражение лица у Димки менялось от радостно-азартного до «не обещающего ничего хорошего любимому брату Петро».

А потом в школе, наверное, подпрыгнул каждый кирпичик, из которых были сложены стены. Это остальные участники погони совершили «фирменный прыжок десятиклассника» и вырулили из-за поворота.

И тут началось небольшое столпотворение. Потому что впереди бегущие заметили немую сцену «братья Ткаченко и завуч» и повернули в обратную сторону. Бегущие сзади не поняли, почему поток сменил направление, и пробовали пробиться вперед.

Над всей этой кутерьмой веселой трелью залился звонок на урок.

Завуч не повысила голос. Она, кажется, даже головы не повернула, но ее услышали все. И даже звонок прервался, давая Людмиле Алексеевне сказать.

— Десятый класс идет на урок и ждет меня. Ткаченко, тебя это тоже касается. — Дернулись оба Ткаченко — и старший, и младший, но завуч слегка качнула головой в сторону Димки. — Я сказала, десятый класс. А ты, Ткаченко, пойдешь со мной.

Десятый класс молчаливой цепочкой потянулся на пятый этаж, а Петька чуть ли не в припрыжку побежал за Людмилой Алексеевной.

Все сходилось как нельзя лучше. Он сам менял свою судьбу.

Вот если, например, он сейчас головой окно разобьет, его либо в больницу с порезами отправят, либо в милицию за хулиганство. Лучше бы второе. Такого даже Вера предположить не сможет. А значит, около хирургического стола не будет стоять врач с ядом в руке. А в участке с ним ничего непредвиденного не случится.

Но судьба решила встать на пути Петькиной самостоятельности.

Он-то был убежден, что завуч сейчас поведет его к директору или в учительскую, начнет прорабатывать, а может, вообще погонит из школы за родителями. Но Людмила Алексеевна не сделала ни того, ни другого. Она поднялась на третий этаж и толкнула дверь кабинета, где Петька сегодня уже был. Дверь кабинета математики.

Математичка что-то писала на доске под напряженное молчание класса.

Завуч кивнула учительнице, повела бровью в сторону вскочивших ребят и посмотрела на Петьку.

— Садись, Ткаченко, — холодно произнесла она. — У вас сегодня шесть уроков. Я хочу видеть тебя после каждого урока. Иначе с этой школой можешь попрощаться.

Наверное, именно так кролики чувствуют себя под взглядом питона. Было в глазах Людмилы Алексеевны что-то гипнотическое. Или это на Петьку подействовало осознание своей обреченности. Ведь если он будет сидеть все уроки, то грузовик будет ждать его на шоссе. И рабочие подготовят свои кирпичи. И шкурка от банана упадет на пол лестничной клетки.

С доски на него снова смотрели злополучные землекопы, которые в очередной раз требовали выполнения нормы.

Петька сел за парту, покосился на молчащий сегодня шкаф и полез в портфель за учебниками с тетрадками.

Рядом с ним опустилась завуч.

Петька замер. Он и так-то в математике не сильно рубил, а под взглядом Людмилы Алексеевны и подавно перестал что-либо соображать. Чтобы хоть как-то скрыть волнение, он зашуршал тетрадкой, и его прошиб холодный пот.

Пол-обложки и последней страницы в тетради не было.

Завуч понимающе закивала своей монументальной прической.

Когда на парту выпали из тетради записки, ее брови взлетели вверх.

«Котик лапку опустил в черные чернила…»

— Что это за мерзость? — прошептала она, вставая от негодования.

Каблучки возмущенно протопали по проходу.

— Это не мерзость, — прошептал сильно за последнее время осмелевший Петька. — Это судьба.

Завуч вышла. Класс облегченно вздохнул, и на Петьку одновременно посмотрело тридцать пар глаз. Петька неуютно поежился. Он не привык к такому вниманию.

Он даже не подозревал, что появление его в классе с завучем сильно изменит его дальнейшую жизнь. И не совсем в ту сторону, о которой он подумал.

— Это от девочки, да? — понимающе закивала Голованова. От любопытства она ухитрилась вывернуть голову на сто восемьдесят градусов и теперь рассматривала замершего с поднятой лапкой котенка, приклеенного к письму.

— Не твое дело, — огрызнулся Петька, пряча записки. Еще не хватало, чтобы о его поклоннице говорил весь класс.

Может, и зря он ничего не сказал Ленке, потому что та от расстройства, что никакой другой информации нет, придумала свою версию происходящего и пустила ее по классу. Была там и безответная любовь, и попытка Петькиного самоубийства, которую остановила Людмила Алексеевна. Поэтому-то завуч теперь и вызывает к себе Петьку после каждого урока — проверить, жив ли он еще.