Сестры-соперницы - Шобха Де

Секретарша доложила о приходе Шаная. Микки слегка нахмурилась, нехотя отложила бумаги и велела впустить гостя. При виде его неформальной одежды ее передернуло.

— Прет, как дела? — радостно произнес Шанай, входя. («Какое же жуткое у него английское произношение, нечто среднее между гуджаратским и протяжным техасским», — невольно отметила Микки). — Клево выглядишь, — восхищенно добавил он и стал еще больше похож на радостно виляющую хвостом дворнягу.

— Спасибо, — сухо ответила девушка и, нажав кнопку селектора, попросила секретаршу принести кофе.

«А Шанай поправился, — отметила она про себя. — Впрочем, не слишком — ровно настолько, чтобы не выглядеть тощим. В принципе, он ничего, — продолжала размышлять Микки, — густые волосы, мужественный подбородок и длиннющие ресницы. Пожалуй, если бы не этот жуткий костюм, с ним не стыдно было бы показаться на людях». Вообще-то, он с детства был довольно привлекательным. Самый симпатичный из ее двоюродных братьев. К тому же он всегда был так трогательно предан ей, даже если Микки подчас вела себя с ним некрасиво. Вот и сейчас, хотя она им столько времени пренебрегала, он как ни в чем не бывало болтает о своих похождениях в Нью-Йорке, рассказывает, как просто сейчас найти в Квинсе индийские приправы и даже готовые домашние блюда. Но акцент у него просто невыносимый. К тому же он явно привирает.

Шанай вывел ее из задумчивости, оборвав себя на полуслове:

— Знаешь, мне немного не по себе, когда ты так на меня смотришь.

— Это твой лосьон после бритья так сильно пахнет? — спросила она. В комнате было не продохнуть от тяжелого аромата.

Шанай расплылся в довольной улыбке:

— Последняя новинка. В Штатах это сейчас самый писк. Классно, правда?

Микки потянула носом воздух и поморщилась.

— Отвратительно, — ответила она и тут же прикусила язык, увидев, как мгновенно сник Шанай.

— В следующий раз куплю что-нибудь другое. — сказал он, медленно подбирая слова.

Микки наклонилась к нему через стол и извинилась:

— Прости, я слишком резко выразилась.

— Нет-нет, — заверил ее он. — Ты имеешь полное право так со мной говорить.

«Милый добрый Шанай, — улыбнулась про себя Микки. — Ты все такой же. Как старый коврик под дверью с надписью "Пожалуйста, вытри об меня ноги"».

— Ну, — перешел к расспросам он, — а ты как здесь?

Микки ответила не сразу. Ей вдруг вспомнился Шон и времена, когда они были вместе. Но она отогнала мысли о своем американском приятеле. Они созванивались несколько раз, он говорил нежные слова, сочувствовал ей, но при этом оба понимали, что будущего у них нет.

Шанай глядел на нее, не скрывая восхищения.

— Ты так прекрасно выглядишь! — выпалил он.

Девушка улыбнулась и, повинуясь внезапному порыву, накрыла своей рукой его руку.

— Ты тоже, Шанайбхаи, — сказала она и спросила, что заставило его вернуться в Бомбей.

Он посмотрел на нее с удивлением.

— Шутишь? Неужели не догадалась? Конечно же, я приехал из-за тебя.

* * *

— Видишь ли, милая Микки… если ты хочешь, чтобы тебя начали воспринимать в деловых кругах всерьез, тебе следует появляться на всех этих корпоративных вечеринках… ну, ты знаешь… всякие там пиар-кампании, которые организуют банкиры. Что там «Чемберс»? А «Бельведер»? Надеюсь, ты уже получила приглашения вступить в эти клубы?

Микки внимательно слушала умудренную опытом даму в шуршащем чандерском сари, с подкрашенными хной волосами и множеством украшений на пальцах и запястьях. Госпожа Амриты (или Ами) Кумар — близкая подруга ее матери — нравилась Микки. У этой дамы были большие связи. Представительница аристократической семьи, она, как и мать Микки, вышла замуж за человека незнатного. Правда, в ее случае это был военный, который сделал дипломатическую карьеру и даже стал послом. Микки часто обедала с Ами. Поначалу госпожа Кумар разговаривала с ней покровительственным тоном, как с маленькой дочкой лучшей подруги, но вскоре Микки вежливо и твердо заявила, что предпочла бы общаться на равных. Ами с облегчением рассмеялась.

— Спасибо, что ты заговорила об этом. Мне и самой было как-то не по себе. Нет, я тебя, конечно, очень люблю, но разыгрывать из себя заботливую мамочку — б-р-р!

Микки встала, обошла круглый столик, за которым они сидели, и поцеловала Ами в щеку.

— Значит, ты не против, если мы станем подругами? А можно не звать тебя тетей? Ведь я уже не девочка.

— Конечно! Зови меня Ами, милая, — тут же предложила госпожа Кумар, — так я чувствую себя моложе.

После этого все пошло на лад. У Ами детей не было, и она жила в свое удовольствие, общаясь с многочисленными друзьями по всему миру. Свою огромную квартиру она называла: «Моя перевалочная база в Бомбее». И хотя эти хоромы ничем не походили на временное жилье, аристократка Ами считала своим домом не их, а большой дворец из красного камня, стоящий на вершине холма посреди огромного парка в штате Пенджаб — жемчужину архитектуры, фотографии которой печатались в глянцевых журналах.

Однако и в «перевалочной базе» было на что посмотреть: старинные серебряные рамки с выцветшими фотографиями легендарного отца Ами, принца Парамджита, ее красавицы-матери, принцессы Урмиллы, и брата, который умер в возрасте десяти лет от какой-то неизвестной болезни, а еще бесценный антиквариат — часть приданого Ами: миниатюры, подносы, подсвечники, персидские ковры, золотые кубки, столовое серебро с фамильным гербом, резная мебель и целая коллекция старинного огнестрельного оружия.

Ами чем-то неуловимо напоминала Микки мать. В детстве она всячески уклонялась от редких попыток матери приласкать ее, взять на руки или поцеловать, вероятно, чувствуя, что та делает это через силу. Любое соприкосновение, любой физический контакт с другим человеком вызывали у Мальтибен Хиралаль глубокое отвращение. Она даже рукопожатий избегала, и Микки отлично помнила, как недоволен был отец, когда его супруга приветствовала иностранных партнеров мужа формальным поклоном со сложенными у груди руками. «Но ведь у нас в Индии не принято, чтобы женщина пожимала руку с незнакомому мужчине», — объясняла та, а отец язвительно отвечал: «Почему только незнакомому? У вас не принято дотрагиваться даже до мужчины, которого вы взяли себе в мужья». Мать краснела и отводила глаза.

Конечно, Ами была права: Микки следовало вращаться в деловых кругах. Но на заседаниях международного благотворительного клуба «Ротари» она чуть не уснула под нескончаемые официальные речи и сплошные разговоры о гольфе. А в женской лиге Индийской торговой палаты, куда ее уговорили вступить обнаружила разодетых, тщеславных и самовлюбленных дам, носившихся с какими-то безумными прожектами. Микки помнила их еще с тех времен, когда училась ходить на лужайке перед зданием клуба «Ротари», и теперь изо всех сил пыталась делать вид, что ей интересны их разговоры. Они хвастались друг перед другом покупками, обсуждая оптовые цены на сладкие лимоны, для которых сейчас не сезон, и на бриллианты, для которых всегда сезон, а Микки чувствовала себя не в своей тарелке: ей не хватало терпения выслушивать их лицемерные замечания и вникать в подковерные интриги. Впрочем, дамы так и не приняли ее в свой крут: были вежливы, но держали дистанцию.